|
1
По плодам — как в Евангелии сказано — узнаются деревья.
Имена лишь опорные пункты духовного развития, ибо все, решительно все зависит от устремления, от того, каким светом
наполнишь ты имена.
Неважно, каким именем — Параклета, Майтрейи или
другим — вызываешь ты Безмолвье, лишь бы приблизилось
Безмолвье к тебе. Безмолвье — это та атмосфера, в которой
становится четкой и ясной дорога к Отцу, и сын слышит Отца, и сын видит Отца, если хочет слышать и видеть. Время
остановилось и вспять потекло, ибо дорога восхода параллельна дороге нисхода.
О своей духовной подруге, точнее — духовной
сестре своей, Надежда Михайловна говорила редко и односложно. Единственное, что я узнал от
нее, — так это то, что если Надежде Михайловне принадлежит арканологическая расшифровка
трех канонических Евангелий — от Матфея, от
Марка и от Луки, то ее духовной сестре («старшей духовной сестре», — подчеркивала Надежда
Михайловна) принадлежит подобная же расшифровка Евангелия от Иоанна. Иногда Надежда Михайловна намекала — но достаточно туманно —
на возможность моего знакомства и общения в
будущем с ее таинственной соратницей. Боюсь,
однако, что это осталось бы благим пожеланием,
если б не инициатива самой Марии Вадимовны
(так звали духовную сестру бабы Нади). Оказывается, когда Надежда Михайловна стала рассказывать обо мне, выяснилось, что Мария Вадимовна знает меня по стихам моим, давно обратила
внимание на духовную направленность стихов и
даже делала какие-то выписки из них.
Вот так и получилось, что мы встретились.
Но произошло это год спустя после знакомства с
бабой Надей.
Надобно сказать, что Надежда Михайловна и
Мария Вадимовна были в чем-то разительно непохожи друг на друга и потому, быть может, как
бы дополняли друг друга. На фоне представительной и внушительной фигуры Надежды Михайловны (она любила жаловаться, несколько сгущая краски, на свою тучность) худенькая Мария
Вадимовна казалась хрупкой и даже юной. Ее
стремительность и быстрота — я почти не помню ее в состоянии покоя — контрастировали с медлительно плавными
движениями Надежды Михайловны. Сухонькая, подтянутая,
как гимназистка, Мария Вадимовна заставляла забывать о
своем возрасте: а ведь ей к моменту нашей встречи исполнилось 86 лет!
Надежда Михайловна — из-за недугов, в особенности она
страдала ногами — вынуждена была вести сидячий образ
жизни. Другое дело — Мария Вадимовна, которую подчас и
дома было застать невозможно: то она в гостях, то на выставке, то в театре. Консерваторию она посещала регулярно, приобретая, как правило, не один, а два-три абонемента на музыкальный сезон. И вообще была она как спрессованный комок
энергии. И ощущение огненности не покидало тебя, когда ты
беседовал с нею, а она время от времени прожигала тебя насквозь своими глазами.
Если Надежда Михайловна жила в основном безвыездно в Москве, покидая город в исключительных случаях, то
Мария Вадимовна была неутомимой путешественницей. Когда вышла на пенсию, исколесила всю страну. Прежде всего — горные районы. Памир, Карпаты, Кавказ. Но любила
она морские маршруты тоже. В один из туристских вояжей — по Карскому морю — вовлекла и Надежду Михайловну. С юмором вспоминала Надежда Михайловна об
этой поездке.
— На море сильнейшее волнение. Лежу чуть ли не бездыханная. Другие так же, как и я, страдают и маются в своих
каютах. А Мария Вадимовна как ни в чем не бывало носится
по палубе.
Именно в этот день — так уж, наверно, было хитро
задумано устроителями туристского маршрута — на обед
подали деликатесы: икру, осетрину. Но кто же может обедать в таком состоянии? По-моему, лишь одна Мария Вадимовна и обедала. Она и мне принесла мою порцию осетрины, но я смотреть на нее не могла, и она съела и мою
порцию тоже.
Мария Вадимовна с улыбкой подтвердила:
— Любую качку я переношу без всякого труда. В молодости мне пришлось путешествовать по Италии. Из Генуи
на пароходе я отправилась в Неаполь. И вот в пути нас прихватил страшный шторм. Все, абсолютно все, лежали вповалку, и только я да капитан парохода свободно расхаживали по
судну. Капитан так восхитился моим поведением, что взял мой
адрес и постоянно посылал мне открытки. Они составили целый альбом.
(Потом Мария Вадимовна показывала мне этот альбом, и
я с любопытством рассматривал старинные цветные и чернобелые — в основном черно-белые — изображения Средиземноморья.)
— И еще одна история случилась у меня в той же
Италии, — продолжала Мария Вадимовна. — На море
опять буря. А мы с подругой — обе настойчивые — решили
во что бы то ни стало добраться до знаменитого Лазурного
грота. Уговариваем рыбаков отвезти нас туда. Те, естественно,
отказываются. Тогда, исчерпав все аргументы, я заявляю:
«Значит, итальянские моряки трусы! Русские моряки не испугались бы».
Это задело итальянцев за живое, они говорят: «Ну, хорошо, едем», однако предупредили, что нам тоже придется поработать: вычерпывать воду из лодки. До грота добрались. Налюбовались вдосталь красотой его. А вот обратный путь оказался труднее. Лодка никак не могла вырваться из пещеры.
Говорят, что во время бури здесь можно просидеть трое суток. Но рыбаки как-то изловчились, лодка ударилась о каменную стену, но не разбилась, а, отскочив от стены, вылетела
наружу. На обратном пути пришлось вычерпывать воду, но
делать это пришлось мне одной, потому что подруга заболела
морской болезнью.
Обе, и Надежда Михайловна, и Мария Вадимовна, жили
в коммуналках, но — Боже! — как отличались интерьеры их
комнат. Отлично помню первое посещение Марии Вадимовны.
Она жила неподалеку от Театра Красной Армии на улице
Достоевского. Грязный двор с непросыхающими лужами, через
которые переброшены доски. По этим доскам надо идти с осторожностью, балансируя, дабы не оступиться. Покосившийся
двухэтажный дом. Обшарпанная деревянная лестница. Но когда мы поднялись на второй этаж и переступили порог комнаты, то буквально ахнули от изумления. На какое-то мгновение
мы застыли, не решаясь двигаться дальше. То, что предстало
перед нашими глазами, напоминало музей или антиквариат.
Картины художников XIX и XVIII веков в массивных золоченых рамах. Гобелены. («Это я привезла из Парижа», -— сообщила Мария Вадимовна, указывая на ковер с танцующими
пастушками.) В углу жемчужно-матовым светом отливало высокое зеркало. («Венецианское. Я купила его в магазине на
площади Святого Марка».)
Но особенно много было фарфора. Тарелки, большие и маленькие, с изображениями античных сюжетов висели на стенах.
В шкафу из красного дерева стояли изящные статуэтки, а на
шкафу высились две саксонские вазы эпохи короля Августа.
Непостижимо было, как могла сохраниться в бурях и потрясениях современного века вот эта хрупкая красота! Но слава Богу, что сохранилась...
Я подошел к большому концертному роялю, на котором
стоял фиал из голубого стекла, оправленный в черненое серебро. С разрешения хозяйки взял его в руки.
— Фамильное, — сообщила она. — Мой отец был барон.
(Она назвала имя, но я запамятовал его.)
— Так, значит, вы баронесса?
— Выходит, что так.
— Ах ты, милая моя баронессочка! — воскликнула Надежда Михайловна, прижимая к себе миниатюрную фигурку
Марии Вадимовны.
Обычно сдержанная и даже строгая, Надежда Михайловна становилась непохожей на себя, встречаясь с Марией Вадимовной. Выражая — и довольно бурно — свое восхищение
и обожание, она преступала иногда чувство меры, смущая Марию Вадимовну и вызывая ее неудовольствие. (Мария Вадимовна была предельно скромным человеком, и любые похвалы
в свой адрес решительно пресекала.) Но Надежда Михайловна ничего не могла поделать с собою.
— Что же вы хотите? — как бы оправдываясь, говорила
она потом. — Ведь Мария Вадимовна — единственный человек на земле, с которым я могу общаться в духе. Сейчас она
дряхлеет, уходит с физического плана (я это чувствую.) Она
говорит, что все уже сделала, а мне по-человечески грустно.
Трудно оставаться одной. Вы же знаете, что именно работы
Марии Вадимовны составляют основу моей духовной жизни, а
значит, являются стержнем жизни моей вообще.
Марии Вадимовне — это было заметно — нравилась наша радость по поводу ее вещей.
— Я к ним очень привыкла, — признавалась она. — Вообще люблю старинные вещи, потому что благодаря им я как бы
живу чувствами той эпохи, когда их делали. Ведь мастер (если
он не ремесленник, а действительно мастер) вкладывал в каждую вещь определенную идею, вкладывал часть своей души.
Поэтому я люблю с ними разговаривать, люблю их слушать.
Вот фарфоровый чайник виноградовского завода. Когда он
со мной беседует, я переношусь в атмосферу того времени. Я
ощущаю, например, даже момент негодования, который был у
мастера, когда у него что-то не ладилось.
Или — обратите внимание вот на эту бронзовую фигуру
мальтийского рыцаря. Видите — шпага. Видите — большой
крест на груди. Он, если угодно, просвещает меня, потому что
рассказывает по ночам легенды средневековья.
2
Из своего давнего итальянского путешествия Мария Вадимовна вывезла необычный сувенир: кусочек вулканической
магмы. Ее поездка в Неаполь — это был 1906 год — совпала с извержением Везувия, и она имела возможность воочию
наблюдать редкостное огненное зрелище. Но наблюдать издали это ей показалось мало, и она подговорила нескольких
храбрецов подняться вместе с ней на фуникулере — он еще
действовал — вверх, к руслу вулканической реки.
— Мы прошли, — рассказывала Мария Вадимовна, —
вдоль огненного потока, причем было так горячо, что у меня
начали тлеть подошвы обуви. А фуникулер на котором мы
приехали, через двадцать минут был сметен лавой, и нам пришлось спускаться пешком.
Только, ради Бога, не преувеличивайте мою смелость. Никакой особой заслуги в моих смелых поступках нет. Дело в
том, что я с самого детства начисто лишена чувства страха.
— И вы никогда-никогда ничего не боялись?
— Никогда, — подтвердила Мария Вадимовна.
— Ну, знаете, — сказал я, — чем больше вас узнаешь,
тем больше вам удивляешься. Я же впервые в жизни вижу
человека, который не испытывал боязни и страха.
Но Мария Вадимовна, казалось, удивилась моему удивлению.
— А неужели вы чувствуете страх? — обратилась она ко мне.
— Увы, чувствую. Я не только чувствую страх, но и вообще чувствителен.
— А я думаю, — продолжала Мария Вадимовна, — что
мое бесстрашие объясняется тем, что я уже в раннем детстве
ездила верхом на коне. Вначале мама брала меня с собой на
седло. А потом уже я скакала самостоятельно.
— Весьма сомневаюсь, — возражал я, — чтобы одной
лишь привычкой к верховой езде можно было объяснить такое
исключительное качество, как бесстрашие. Это божественное,
это дар свыше.
Принадлежа к родовитой фамилии, Мария Вадимовна
училась в Московском Екатерининском институте благородных девиц.
— Нам повезло, — вспоминала она, — потому что музыку нам преподавали Скрябин и Рахманинов.
Особой популярностью, по ее словам, пользовался Рахманинов.
— Когда он появлялся, мы упрашивали его сыграть нам
что-нибудь. Обычно он отказывался, говорил, что сейчас не в
форме, потому что занят дирижированием. Но мы продолжали
настаивать. «Ведь мы же затворницы. Живем как в монастыре. Сыграйте, пожалуйста». Поддавшись на просьбы, он садился за рояль, а потом так увлекался, что забывал обо всем
и долго-долго импровизировал.
А однажды, когда дирижировал в Большом театре оперой
«Жизнь за царя», неожиданно прислал билеты из ложи бенуара
воспитанницам института. Сделал он это из благородных побуждений, но переполох получился ужасный: такого рода мероприятия надо было согласовывать с Петербургом. Но связаться с
Петербургом не удалось, и наше начальство на свой страх и
риск отправило нас в театр в закрытых каретах. Как на праздник ехали мы в театр, но, увы, опера не доставила нам никакого удовольствия, потому что зрители смотрели не столько на
сцену, сколько на наши ложи: институтки в театре!
— Это что же, было чрезвычайным событием? — спросил я.
— По тем временам, да.
— Я не москвичка, — сказала Мария Вадимовна, отвечая
на мой вопрос. — Родилась во Владимире. Но мои лучшие воспоминания — воспоминания детства и юности — связаны с
Тамбовской губернией. Там находилось поместье моего отца, и
там до революции я проводила каждое лето. Именно там я и приобщилась к мистической красоте природы и научилась любить
все живое, от головастиков до змей включительно.
— Змей? — спросила Надежда Михайловна. — Вот если к
кому испытываю чувство антипатии, так это к змеям. Я их боюсь.
— А я их люблю, — повторила Мария Вадимовна.
— А есть ли существа, которых вы не любите? —- спросил я. — Может быть, крокодилы?
— Да нет, пожалуй, нет. А что касается змей, то я, правда, не змее, а одному ужу специально играла на рояле. Этот
уж объявился в подполье отцовского имения. Я однажды покормила его молочком из блюдечка, и мы подружились. Так
вот, когда я начинала играть на рояле, уж вылезал из своего
убежища и по лестнице — а наш дом был высотой в полтора
этажа — вползал в помещение, полз через кабинет в гостиную, а затем устраивался под роялем и раскачивался в такт
музыке. Может быть, благодаря этому в то лето я добилась
больших результатов в музыкальных упражнениях.
Вообще летнее время проходило у нас весело, и были мы
с сестрой неистощимы на всякие выдумки. Помню, как мы с
нею надумали учить французскому нашего конюха Платона.
Тот оказался восприимчивым к учению и кое-что усвоил. А
дальше случилось вот что. Мы ждали к себе гостей. Имение в
тридцати верстах от станции. Послали за ними Платона. Гости
едут. Говорят между собой по-французски и между прочим
роняют фразу: «А сколько, вы думаете, осталось верст до
имения?» И вдруг кучер, повернувшись к ним, говорит — и
тоже по-французски: «Осталось немного. Всего полтора лье».
От неожиданности гости чуть не выпали из брички.
Кстати, на письменном столе Марии Вадимовны стояла
открытка, воспроизводившая белоколонную отцовскую усадьбу
и церковь неподалеку от нее.
— На открытке это не видно, — говорила Мария Вадимовна, — но за усадьбой находился сад. Он был большойпребольшой, и яблок было великое множество, но яблоки у
нас никогда не воровали, и вот почему. В промежутке между
церковью и усадьбой под тяжелым могильным камнем покоилась девушка по имени Таня. Предыдущий владелец усадьбы — некий генерал — был жестоким крепостником. Таня
была красавицей, и генерал хотел взять ее в свой гарем, но
гордая девушка кончила жизнь самоубийством. По этому поводу существовало предание. В полночь Таня встает из гроба
и с легкостью опрокидывает могильный камень. Идет в сад,
где к тому времени появляются генерал и его постоянный собутыльник — дьячок. Таня их настигает, набрасывается на генерала и начинает душить его под истошные вопли дьячка.
Продолжается это до первых петухов. Местные жители знали
легенду и по ночам стороною обходили сад.
— А вы не боялись этого призрака?
— Вы же знаете, что у меня совершенно отсутствует чувство страха.
— Да, это то, что отличает вас от нас, людей.
— Ну, почему? Что же, выходит, я не человек? — обиделась Мария Вадимовна.
— Человек, и все же есть то, что отделяет вас от человека. Ведь чувство страха мы все испытываем, а вы — нет.
— Да нет, пожалуй, у меня есть страх. Перед житейскими
мелочами и житейскими затруднениями.
— Ну, это явление совсем другого рода, — сказал я. —
И понять вас здесь можно. То испытание бытом, которое
предлагает наша страна, порой не под силу не только человеку, но даже и сверхчеловеку.
3
С Марией Вадимовной в мою жизнь вошло вибрационное
поле посвятительных легенд. Следует сказать, что легенда для
нее не была выдумкой или символом, а живой реальностью
сокровенного плана. Но чтобы увидеть эту реальность, надо
иметь особым образом утонченное внутреннее зрение. Мария
Вадимовна этим зрением, судя по всему, обладала.
Может быть, поэтому легенду о третьем глазе Денницы
она отказывалась считать легендой: для нее неоспоримым фактом было то, что для других выглядит сказкой.
По ее словам, во лбу Люцифера находился магический
Камень. Он служил ему третьим глазом.
— То был Камень мудрости, — говорила Мария Вадимовна. — Камень утверждения Истины, в стремительном полете Люцифера Путь правый ему озарявший, Свет Отца отражая. Когда же мудрость Творца покинула павшего, тьма застлала очи и разум его, и остались ему только тропы лжи,
хитрости и насилия, убожество призрачной славы и великолепия. Вот тогда и упал Камень чудодейственный, дабы пути
мудрости духовной освещать снизу и, когда истечет время,
сына раскаявшегося опять к Отцу привести.
В дальнейшем Камень попал в руки Соломона. Он получил его от царицы Савской. Частицу Камня Соломон отколол
и оправил ее серебром. Это и был тот волшебный перстень,
при помощи которого он повелевал джинами, строящими Храм
на горе Мории. А из Камня Соломон приказал сделать Чашу,
«пламенем просиявшую», которой было суждено сыграть выдающуюся роль в космической мистерии человечества.
— Много мифов, правдивых и придуманных, — продолжала Мария Вадимовна, — известно о путях земных Камня
этого, превращенного в Чашу сверкающую. Истинно то, что
на Тайной Вечере Христос вкушал из той Чаши и на груди
своей сохранял ее Иоанн до Голгофы.
Когда же свершилось то, чему суждено было свершиться,
и когда Иисус испустил свой дух на кресте, один из воинов
пронзил ему ребра. Едва копье коснулось тела, как три капли
крови истекли и оросили Землю. С благоговением приняла
Земля священную жертву Искупителя. А к зияющей ране была поднесена все та же Чаша, доверху наполнившаяся светом
жертвенной Крови Спасителя.
Вселенная Грааль свой получила!
Согласно преданиям средневековья Чаша Грааля хранилась
в Испании в недоступном для простого смертного замке в горах Пиренеев. Его охраняли рыцари, прошедшие трудный обряд посвящения. К этому священному замку и пробивался
Парсифаль, которого ныне в основном мы знаем по опере
Вагнера.
— Однако нет никакого противоречия, — обратилась Мария Вадимовна ко мне, — с информацией Рериха, что Камень
Грааля находится в Шамбале. Ведь земная Шамбала не однуединственную обитель имеет — в Гималаях. И если это так,
то почему бы Камню Грааля не храниться в Пиренеях, или на
Памире, или в любой другой горной местности, где Шамбала
пожелала возвести незримую для наших очей твердыню?
Мария Вадимовна не случайно упомянула имя Рериха.
Дело в том, что в «Криптограммах Востока» целый раздел
посвящен Чинтамани, или Камню счастья. Нетрудно, однако, уловить, что речь здесь идет все о том же Камне Грааля. Нетрудно также заметить, что легенда о Люцифере
получила своеобразное преломление в рукописи Тристана по
прозвищу «Лун», отрывок из которой приводится в «Криптограммах Востока».
«Когда Сын Солнца сошел на землю научить народы, с
неба упал щит, который носил силу мира. Посреди щита,
между тремя отличными пятнами, выступали серебряные знаки, предвещавшие события под лучом Солнца. Явление неожиданной тьмы на Солнце повергло в отчаяние Сына Солнца,
и он выронил и разбил щит, ибо созвездие было враждебно.
Но сила осталась в обломке середины, там касался луч Солнца. Говорят, царь Соломон вынул внутреннюю часть камня
для перстня. Сказания наших жрецов также говорят о разбитом щите Солнца. Злейшая ошибка отрицать Камень. Поистине я видел его — осколок щита мира! Помню величину его,
длиною с мой пятый палец, серый отблеск, как сухой плод.
Даже знаки помню, но я не понял их».
Хранителями осколка «щита мира», что величиною с
человеческий палец, вслед за Улугбеком, Акбаром, а также — да не покажется сие странным! — Наполеоном (ибо на
него была возложена определенная миссия, которой он не смог
соответствовать) выступали Рерихи. Ныне это не является
тайной, как и не является тайной то, что хранимый ими осколок должен со временем соединиться со «щитом мира», восстанавливая тем самым первозданную целостность Камня. Но
пророчество исполнится лишь тогда, когда нынешнюю бездушную машинно-механическую цивилизацию сменит царство духовной культуры.
Рерихи считали, что таинственный Камень, породивший
таков количество легенд и преданий, является даром созвездия
Ориона. Именно оттуда он и пришел на нашу землю.
Мария Вадимовна говорила:
— Не забывайте, что наша Вселенная во многих эзотерических источниках именуется ориенталистской. Именуется она
так потому, что сокровенный центр Вселенной, той, которую
мы можем объять нашим мысленным взором, — созвездие
Ориона. Оттуда наша планета получает духовные лучи и живительную энергетическую силу.
Когда говорят об Орионе, то обычно выделяют две яркие
звезды — Ригель и Белтельгейзе. И мало кто обращает внимание на так называемый «пояс Ориона» — три звезды поменьше, очень близко расположенные друг к другу. А между
тем именно они и являются подлинными путеводителями Земли и человечества.
Убеждена, что три круга в кольце Вечности на белом
Знамени Рериха представляют собой символические начертания звезд Ориона, пославших, как четко сказано в «Криптограммах Востока», Камень миру. Собственно, это и есть знаки
небесной Шамбалы.
4
Мария Вадимовна считала, что мы страдаем недооценкой
средневековья. Мы находимся, говорила она, во власти стереотипов и предубеждения — дескать, сплошное царство тьмы
и невежества — и потому не в состоянии проникнуть в истинный духовный смысл этого романтического периода человеческой истории. Конечно, Ренессанс ознаменовал собой свободу
от многих предрассудков, но он же ознаменовал и торжество
рационализма и аналитическо-научного мышления, не способного, увы, подняться до высот гармонического божественного
синтеза. А это означало, что человечество вступило на путь
однобокого развития, и вместе с тьмой средневековья был отброшен и свет, мерцающий в тайниках монастырей и посвятительных рыцарских орденов. Завоевания в духовно-интуитивной сфере были поразительны — такое нашей современности
и не снилось, — но в силу обстоятельств, в силу того, что
массовое сознание было косным и примитивным, все эти знания держались в строжайшем секрете, и обязательный обет
молчания сковывал уста посвященных.
Вот мы начинаем прорываться в Космос и самонадеянно
полагаем, что наконец-то! что мы первые. А на самом деле
это не так. Путешествие в Космос — да еще с прорывом в
другие Вселенные — было не редкостью в средневековье. В
качестве своеобразного испытания оно практиковалось, например, среди рыцарей одного полулегального мистического ордена. Они должны были учиться осуществлять скачок через
небытие, через пустоту Абсолюта. Благодаря колоссальной
концентрации воли и внутренней силы (превосходящей,
кстати, любую механическую энергию) они попадали в другую
Вселенную, неориенталистскую, совершенно непохожую на нашу. Тем самым они как бы воочию убеждались в правоте
слов Иисуса Христа о том, что в «Доме Отца Моего обителей много». Обратный путь совершался таким же образом —
через небытие, через умирание себя.
Средневековью принадлежит и концепция эгрегориального
строения Космоса. В чем ее суть и что такое эгрегор?
Эгрегор — это сокровенный, четко очерченный круг космически близких существ. Дело в том, что каждая человеческая монада перед воплощением получает определенное задание, и вот потом — сознательно или бессознательно (но большей частью бессознательно) — мы как представители той или
иной монады стремимся выполнить предначертанную задачу.
Души, имеющие похожие задания и потому как бы неким магнитом притягиваемые друг к другу, образуют эгрегоры. Эгрегоры считаются космическими, потому что все земные центры
возникают под импульсом из Космоса, и Космос время от
времени направляет на землю своих посланников для организации руководства и помощи людям, воплощенным в данную
эпоху, в данной манвантаре.
Следует отметить, что каждая манвантара представляет
собой до известной степени замкнутую духовную культуру со
своей спецификой и особенностями. Поэтому в разных манвантарах действуют разные космические эгрегоры, и число их для
каждой манвантары неодинаково. В нашей, например, на землю ниспускают духовные лучи три космических центра. И
ввысь (так, во всяком случае, представляется ясновидящему
взору) — голос Марии Вадимовны в этот момент преобразился, стал звенящим и торжественным — ведут или двенадцать
золотых ступеней первого эгрегора, или восемнадцать серебряных ступеней второго, или двадцать две алмазные ступени
третьего.
На протяжении веков эгрегоры эти назывались на земле
по-разному. Но для нас важнее всего то, что каждый из них
олицетворяется знаком того или иного мажорного аркана.
Например, первому эгрегору соответствует двенадцатый
аркан (отсюда двенадцать золотых ступеней, ведущих
ввысь). Эзотерический символ аркана: распятый вниз головой на Зодиаке Мессия. Ноги перекрещены, руки раскинуты; фигура образует крест. Крест Распятия, он же Крест
Творчества.
Это аркан жертвы, добровольной космической и индивидуальной жертвы, совершаемой во имя грядущего восхождения
нашего. К выполнению этой миссии и должен готовить себя
человек, ощутивший свою принадлежность к первому эгрегору.
Второму эгрегору соответствует восемнадцатый аркан, (отсюда восемнадцать серебряных ступеней, ведущих ввысь).
Эзотерический символ аркана: женщина, осиянная лунным
серпом, летит над пустыней, на песке которой проступают
кровавые следы. Кровавыми слезами плачет и женщина при
виде той грустной картины, которую являют собою волк, выползающий из лужи, собака, воющая на луну, и застывший в
оцепенении рак.
Это аркан величайшего сострадания, любви самоотверженной, целью которой является преобразить и поднять до своего
уровня все существа низшего плана сознания, все, с кем связывают узы прошлого. К выполнению этой миссии и должен
готовить себя человек, ощутивший свою принадлежность ко
второму эгрегору.
И наконец, третьему эгрегору соответствует двадцать второй аркан (отсюда двадцать две алмазные ступени, ведущие
ввысь). Эзотерический символ аркана: женщина, из головы
которой как бы вырастает Солнце, а в ногах ее покоится Луна. В одной руке она держит молнию, а в другой — лилию.
Этот аркан является, если хотите, эмблемой Вселенной,
преображенной духовным творчеством человечества. Это
полный итог того, что сделал человек, вырастающий в Бога. Недаром третий эгрегор называют иногда Храмом Полноты Проявленного Абсолюта. Называют его также и эгрегором магов.
Надо сказать, что этот центральный, этот главный эгрегор
(а он является именно таковым) теснейшим образом связан с
тайной андрогината. Расщепление единой человеческой монады
на две половины — мужскую и женскую — стало следствием
страшных завихрений, сопутствующих ее воплощению на физическом плане бытия. Но само собой разумеется, что возвращение в Дом Отца своего, которое заповедовал Христос, невозможно без восстановления разрушенной целостности. Недаром Христос в Евангелии от Фомы обещает наступление
Царства Небесного, но лишь тогда, «когда из двух вы станете
одним и сделаете внутреннее внешним и внешнее внутренним,
и верхнее, как нижнее, и когда вы соедините мужское и женское в единое целое так, что мужское не будет мужским, а
женское — женским».
Тая вот, если в первом — жертвенном — эгрегоре преобладает мужская ипостась, а во втором — эгрегоре любви и
сострадания — преобладает женская, то в третьем — магическом — эгрегоре можно наблюдать действие восстановившей
свое единство монады. Для существ, составляющих третий эгрегор, различие в поле не имеет значения, потому что все
они — существа андрогинные, то есть неразъединимые ни при
каких обстоятельствах со своей женской или мужской половиной. Дело в том, что только таким образом и может быть реализована Полнота Проявленного Абсолюта. Иных путей не
существует.
5
Эзотерический чертеж, пришедший из глубокой древности,
рисует мироздание покоящимся на двух космических колоннах.
Они символизируют собой двуединство творчества и жизни,
разделение на активное и пластическое начало. Это — колонна Человека и колонна Природы.
На первый взгляд непроходимая пропасть лежит между
ними. Природа обладает сознанием, довольно развитым, но
коллективным в отличие от человека, которому дано сознание
индивидуальное. Однако, как известно, временные параллели
обязательно пересекаются в Вечности. И недаром на том же
старинном чертеже можно видеть едва различимые контуры
третьей, срединной, колонны, призванной соединить две основы космического бытия.
Выполнение задачи было возложено на Люцифера, возглавившего третью магическую андрогинную колонну.
— Гармонично сливаться должно было Творчество Отца и
Творчество Матери несказанных, — говорила Мария Вадимовна, — сознание человеческой иерархии и коллективное сознание
природы, активность творчества и жизнь, творчество реализующая. Но ослепленный могуществом своим, завороженный значением миссии своей и свободой в своих действиях, не к Абсолюту
поднял очи свои Люцифер, а в себя и в свои возможности погрузился, — погрузился в ограничение, забыв, что и он только
часть сотворенная. Гордыня власти обуяла его, а с ней пришло
и самомнение: «Раз я могу помогать раскрытию индивидуальности в монадах, значит, монады подвластны мне, и, следовательно, они образуют царство мое, в котором я могу заменить
им их Создавшего. Он их, правда, сотворил из Вечности, но
Бытием буду управлять я и поведу куда сочту нужным».
Так были искривлены пути человеческие, и человек, попав
под власть Люцифера, забыл о своем происхождении и разучился сочетать «я» и «мы». Жажда поглощать, а не излучать стала
первопричиной его эгоцентризма и отчужденности. А божественная сущность материи, из которой сотканы Вселенная и Земля
наша, это — излучение. Тяжелый панцирь сковал его душу,
тьма застлала духовные очи человека и будет застилать их до
тех пор, пока в нем не пробудится совесть, которая есть не
что иное, как воспоминание о своем небесном происхождении.
Так усугубился трагический разрыв между человеком и
природой. Смертельная опасность нависла не только над природой, но и над человеком, который неразрывен с природой,
ибо в момент его физического воплощения она жертвенно дарует ему свои пластические, светящиеся одежды.
6
Синонимом природы у Марии Вадимовны выступало понятие «Белый Поток».
— «Белый потому, — объясняла она, — что чиста и незапятнанна Природа в первозданной сути своей; мутят и загрязняют ее лишь греховные деяния человека. «Поток» потому, что постоянная смена форм физического мира имеет ярко
выраженный текучий характер. Как поток жизнь Природы,
который не останавливается и не прерывается.
И стихии, о которых так много говорилось в древности —
земля, вода, воздух, огонь, — образуют как бы четыре мощные струи этого стержневого потока. Вообще планету следовало бы воспринимать как Храм стихий. А в Храме не только
трудятся, но и молятся. К сожалению, именно-то молиться мы
и разучились, а значит, и разучились относиться с благоговением к Храму и содержать его в чистоте.
Особо выделяла в Белом Потоке Мария Вадимовна растительный покров Земли. Вот что она говорила:
— Мир растений — это мир служебных форм, может
быть, самый трогательный и жертвенный мир, владеющий
тайнами слияния сферы стихий и сферы действия будущего
человека. Эти невидимые и неведомые элементали среды,
вечные труженики превращений и метаморфоз, ничего не
требуют для себя, а только работают и отдают. Это они покрывают пышным ковром пастбища и лесные поляны, альпийские луга; это они колосятся стеблями пшеницы и риса и коробочками белоснежного хлопка; это они, благостные, слагаются в форму земляники или торжественный плод ананаса; они
расцветают лесной фиалкой и нашими священными эмблемами — розой, лотосом и лилией; они стелются флорой подводного царства. Они несут в себе все, что необходимо для жизни в воплощении, и не ропщут на то, что человек не замечает
их покорную жертвенность, эгоистически пользуясь их дарами,
не задумываясь над тем, что и у него есть обязанности по отношению к ним.
7
— Не кажется ли вам, — сказал я однажды Надежде
Михайловне, — что у Марии Вадимовны есть какая-то
тайна?
— А она сама — тайна! — воскликнула Надежда Михайловна. — Мария Вадимовна — существо необычайное.
Разве вы не чувствуете, как даже сейчас, даже сквозь дряхлеющие физические оболочки пробивается великий огонь?
Она несомненно принадлежит к двадцать второму эгрегору, эгрегору магов. Вот почему она с одинаковым успехом
работает как в человеческой колонне, так и в колонне природы, сливаясь с коллективным сознанием Белого Потока и постигая его.
— Мария Вадимовна пришла на землю для выполнения
ответственейшей миссии. Она вся там, — показала вверх Надежда Михайловна. — Поэтому в практических делах она
подчас абсолютно беспомощна.
Не случайны сами поездки Марии Вадимовны. Неспроста
побывала она у подножия многих вершин. Она закладывала
там магниты, приуготовляющие приход Параклета.
8
— А когда впервые прозвучала для вас весть о наступающей эпохе Духа Утешителя? — спросил я у Марии Вадимовны. — Как и когда это произошло?
— Случилось это в период безысходного отчаяния и тоски
нашей, — отвечала она. — Нас было трое, духовно близких
людей, чудом оставшихся в живых в революционные и не менее страшные послереволюционные времена. И вот мы, трое,
собравшиеся во Имя Его, как и предписано Евангелием, обратили ввысь свою мольбу-молитву. И пришел ответ. И прозвучало Имя, ставшее отныне смыслом жизни моей — Параклет.
Было это в тридцать шестом году.
Я обратил внимание Марии Вадимовны на то, что тысяча девятьсот тридцать шестой — год особый. В некоторых буддийских источниках им датируется конец темной
эры — Кали-Юги. Он упоминается в знаменитом письме гималайских Махатм Советскому правительству («Знаем, многие
построения совершатся в годах 28—31—36»). На тридцать
шестом годе обрываются древнеегипетские пророчества. Этого
Мария Вадимовна не знала и порадовалась столь знаменательному совпадению.
— Эпоха Параклета, — говорила Мария Вадимовна, —
должна начаться с утверждения четырех незыблемых законов:
Единства, Мудрости, Гармонии, Красоты.
На первый взгляд кажется: о, как бесконечно далеки
мы от воплощения этих божественных принципов на нашей
грешной земле! Для многих они являются абстракциями, не
имеющими практического применения. Но давайте внимательней и пристальней вглядимся в процессы, окутанные пеленой заблуждений наших. Может, сумеем различить невидимую подземную работу зерен, долженствующих превратиться в колосья.
Да, еще силен в людях дух противостояния, да невежество
и предрассудки, причем подчас сознательно культивируемые,
способствуют разъединению их. Но ведь наряду с этим и вопреки этому идет перестройка и гуманизация социальных отношений стран и народов, пробуждаются оторванные от общего
поступательного движении человечества племена. Как ни
странно, но главной помехой на пути эволюции человечества
ныне являются цивилизованные дикари так называемых развитых стран, которые эксплуатируют, развращают и способствуют вырождению и уничтожению народов, поднимающихся к
новой жизни. Эти цивилизованные дикари — а в духовном
отношении они именно дикари — не понимают, что тем самым
они отдают себя в рабство своим жертвам и готовят себе и
потомкам своим тяжелую участь. Но это — временное, потому что остановить эволюцию им не дано, они могут лишь задержать ее на какие-то сроки. Но как ни противятся темные
силы, идея объединения человечества все больше и больше овладевает сознанием масс. Когда же она будет базироваться не
на страхе или сугубо прагматической выгоде, а на духовной
основе, она победит.
Стремление к знаниям — характерная черта нашего века.
Но, увы, тьма и здесь прилагает немало усилий, стараясь направить научные открытия на разрушение жизни и психологическое закабаление человека. Поэтому и становится ныне первоочередной задача: пронизать знания Божественной Мудростью. Только тогда они и будут нам не в тягость, а в радость.
Что же касается Гармонии и Красоты, то даже напоминание о них кажется неуместным: настолько поруганы они повсюду. Однако всмотритесь и вдумайтесь: Гармонии нет, а
жажда гармонизировать международные отношения и отношения между людьми стоит на повестке дня. Искусство опошляется, но никому не приходит в голову отрицать искусство как
таковое, выступать в открытую против него. Наоборот, наблюдаются бесчисленные попытки приобщиться к искусству и
Красоте. Пусть принимает это наивные, а иногда и уродливые
формы. Важна сама тенденция.
Словом, не надо опускать рук, как бы ни страшила очевидность. Кто знает, не последнее ли это испытание, ниспосланное духу твоему?
— Когда свершится приход Параклета на Землю? —
спрашиваете вы. Ответ здесь может быть только один: или
скоро, или никогда. Ведь Земля и без атомной войны — при
современной экологической ситуации — в течение ближайших
десятилетий превратится в сплошной могильник. Если не спасем природу, некуда будет являться благому Духу Утешителю.
Не станет сосудов, способных вместить Его.
— Значит, скоро?
— Будем надеяться, что так.
9
Оптимизм Марии Вадимовны основывался на убеждении,
что великий космический перелом в жизни человечества уже
наступил. Путь Нисхода, а точнее, отхода человеческой иерархии от Отца Небесного завершился. Точка наибольшего удаления от духовного центра мироздания пройдена. По ее словам, это произошло в районе сороковых годов, то есть в середине нашей четвертой манвантары. Так называемое Колесо
Rota, оно же Хризантема буддистов, оно же Perpetuum
Mobile, — оно же Колесо Жизни, падения и подъема сделало
первый поворот в сторону возврата.
В связи с этим картина мира — Тонкого Мира в первую
очередь — разительно изменилась. Открытая ясновидческому
взору Марии Вадимовны, она выглядит так.
«Надземное пространство пронизывают крики: «Искупления! Искупления!..» Они все громче и громче... Сонмища
прозрачных существ толпятся перед Вратами Воплощения.
Они в различных позах, но все они молят, просят, требуют
скорейшего воплощения, чтобы искупить ужас, созданный в
прошлой жизни.
Среди них светлые облики Учителей; они стараются помочь им, объяснить, что нужно для искупления, на что нужно
обратить внимание сейчас, здесь, чтобы жертва искупления
оказалась истинной, что опора только на страсть и боль душевного порыва ненадежна, что она может ослабнуть в воплощении и тогда вместо искупления будет только усугубление
Кармы. Учат, как закрепить в душе и духе жажду искупления
и как следует применить ее.
Да! Это те несчастные, которые убивали, мучили, терзали
себе подобных. В предбытийном сне раскрылись очи их, душевные и духовные, и осудили они себя на муки, аналогичные
тем, что сами доставляли. Они жаждут искупления, торопятся
его свершить, так как горит в них желание переступить Порог
Нисхода и войти в Эру Возврата. И сокращены сейчас сроки
между воплощениями; сокращены настолько, что иногда и года
не проходит, по нашему исчислению, от смерти до возвращения на землю.
Отчасти этим и объясняются почти непрерывные войны,
столкновения и конфликты нашей современности. Убийцы
стремятся быть убитыми так, как они убивали, мучители жаждут мучительной смерти. Прошлая вина так мучит их совесть,
что они не вдумываются в истинный Закон Кармы и сами
ищут искупления, аналогичного преступлению.
А темные плетут свои мрачные сети и стараются вызвать такое состояние умов, которое помогло бы им организовать всеобщую катастрофу, способную уничтожить все человечество. И в этом им помогает материалистическое
мышление масс. Потолок материализма! Сознание человечества опирается на свои пять чувств и не пытается развивать свои астральные и ментальные проводники. Такие примеры, как существование невидимых атомов, гравитационных
сил, изумительная стройность Вселенной, мудрость законов
Природы, считаются непонятными до тех пор, пока не найдены физические инструменты для их обнаружения. А вопрос, кто и как мог создать такое чудо мироздания, даже
не приходит в голову. На таком отупении сознания играют
темные силы...
...Но как бы там ни было, великий поворот Колеса движения Вселенной совершился! Потому и прозвучала на Земле
весть о приходе Утешителя — Параклета — да святится Имя
Его во Вселенной!»
10
— Мы с вами, — утверждала Мария Вадимовна, имея в
виду круг близких ей людей, — выступаем в роли своеобразных ессеев, предвосхищающих приход Параклета. Во всяком
случае, мы должны таиться точно так же, как и они накануне
прихода Христа.
Вообще современное состояние России позволяет провести
параллель с древней Иудеей: у нас примерно такая же загрязненность душ, как и там перед появлением Христа.
Я попытался было возразить — дескать, по сравнению с
Западом мы не столь уж загрязнены, — но Мария Вадимовна не вняла моим доводам и настаивала на своем.
— Будем глядеть правде в глаза. Да, России выпала
великая миссия, которую остро ощущали ее святые: стать
страной воплотившегося Духа Утешителя (не касаюсь сейчас
таинства и особенностей воплощения третьей божественной
ипостаси). Но сумеет ли Россия выполнить эту задачу, останется ли она на высоте своей миссии — вопрос, ибо с Параклетом придет не только слава сверкающая, но и величайшее
испытание для каждого из нас. Не отвернемся ли мы от
Параклета-Утешителя, как отвернулись когда-то евреи от
Христа-Спасителя?
Несколько иным, чем у Надежды Михайловны, было отношение Марии Вадимовны к церкви. Церковь она посещала
редко, да и службу слушала довольно рассеянно:
— Православная церковь, — говорила она, — мистична,
но не магична. Под мистичностью я понимаю душевность.
Под магичностью — силу духа и волю. Беда церкви, на мой
взгляд, состоит в том, что ее служители должны быть магами
и иерофантами, а они таковыми не являются. Вот и приходится подчас выполнять их работу.
Как вы знаете, христианское учение возникло вопреки
иудейским ортодоксам, в результате решительного разрыва с
ними. Боюсь, что и Откровение Параклета появится вне церковной ортодоксии и вызовет осуждение ее официальных
представителей.
— Я являюсь проводником сокровенного западного учения, — не раз повторяла Мария Вадимовна. — Согласна, что
настали сроки, когда должны духовно сочетаться Восток и
Запад. Однако синтез этот, во-первых, должен осуществляться с величайшей осторожностью и тактом, потому что неумелое смешение разных токов (самих по себе позитивных) может
привести ко всякого рода перекосам и нежелательным результатам. А во-вторых, синтезу этому обязательно должно предшествовать изучение эзотерических западных источников.
Ведь сложилась парадоксальная ситуация: на Западе и в России знают неплохо Дзен-буддизм, другие направления восточной духовной мысли, а вот христианская эзотерика им неведома совершенно.
— Увлечение значительной части человечества индийским
посвящением, — говорила Мария Вадимовна, — в общем-то
естественно. Многие устаревшие церковные догмы уже не
удовлетворяют ум и чувства переросших их людей. Поэтому
и видна такая тяга молодежи всех стран к поискам новой
религии, и религия Индии, ошеломляющая своей властью над
материей, несомненно привлекает жаждущих верить и знать.
Способность индийских йогов по желанию материализоваться
и дематериализоваться, способность жить без пищи, питаясь
только праной, посылать свой астральный двойник на дальнее
расстояние, оставаясь в физическом теле, читать чужие мысли — все эти «чудеса», конечно, поражают воображение людей и встряхивают их сознание. Раскрытие необъятных возможностей — необъятных с точки зрения физического мышления — должно захватить и действительно захватывает своим
размахом и преодолением тюрьмы материализма, в которую
заключило себя большинство человечества.
— Суть же христианского посвящения, — продолжала
Мария Вадимовна, — в ином, а именно — в восстановлении
мистического единства Творца с сотворенным, Бога с человеком, связей, разорванных из-за грехопадения человечества.
Личным примером всей своей жизни — вплоть до несказанной последней Жертвы — остался верен Христос Учению,
им проповедуемому, Заповедям Блаженства, символике притч
(а каждая притча Христа — урок, охватывающий разные аспекты жизни, вскрывающий душевные и духовные язвы человечества, разъясняющий Божественные Законы, действующие
в проявленной Вселенной). Бескомпромиссен этот путь, ведущий только к Свету, совершенству, чистейшей жертвенной
любви. На этом пути излишни, а порою и кощунственны любые проявления виртуозного гиперфизического феноменализма.
Путь Христа ведет напрямую — без каких-либо отклонений в
ту или иную сторону — к Вечности Абсолюта.
Приход Христа — это Посвящение, Освящение и Преображение души человеческой. Только сын Единосущный Отцу,
будучи его второй ипостасью, и мог принести Провозвестие о
грядущем явлении Духа Святого, Параклета-Утешителя, который поднимет человечество на новую, более высокую ступень,
ибо принесет с собой Посвящение, Освящение и Преображение его духа.
|
e-mail: mail@ashram.ru