Глава 25. Мост

Рама глядел на море и размышлял, каким образом им удастся пересечь его. Ванары наперебой предлагали различные способы. В конце концов поднялся Вибхишана и обратился к Раме со словами: "Господин! Истоки происхождения Океана восходят к твоим праотцам - Сагаре и его сыновьям. Океан - семейный "наставник" твоего рода. Как только ты выразишь волю пересечь его, ванары с легкостью справятся с этой задачей."

Между тем Вибхишана заметил лазутчика, посланного Раваной; ванары связали его и привели к своему хозяину, Сугриве. Сугрива приказал отрубить ему нос и уши. Когда ванары уже приготовились привести приказ в исполнение, ракшаса, пытаясь вырваться, отчаянно завопил: "О ванары! Заклинаю вас Рамой! Не лишайте меня ушей и носа!" Его пронзительный крик услышал Лакшмана; он попросил привести к нему ракшасу и приветливо заговорил с ним. Лакшмана осудил ванаров за проявленную жестокость к гонцу Раваны. Он написал письмо и вручил его ракшасе со словами: "Отнеси это послание Раване и в точности повтори ему слова, которые я сейчас произнесу: "О разрушитель судеб своего собственного народа! Очисти свое сердце хотя бы сегодня и припади к ногам Рамы! Рама простит тебя. Не допускай полного истребления ракшасов только ради потакания своим собственным прихотям. Знай, что у тебя нет иного способа избежать смерти, которая в противном случае для тебя неизбежна." С этим суровым и решительным напутствием ракшаса был отправлен к своему хозяину. Прислужник Раваны был вне себя от счастья, что ему удалось уйти живым; он воскликнул: "Слава владыке Рамачандре!" и прежде, чем пуститься в обратный путь, пал к ногам Рамы.

Во дворце у Раваны он рассказал обо всех происшедших с ним событиях и с нескрываемым восторгом принялся описывать волшебную красоту Рамы. Он передал Раване письмо, доверенное ему Лакшманой. Равана осведомился о том, удалось ли Вибхишане прижиться в лагере врага. "Будь он проклят! - выкрикнул Равана,- дни его сочтены. Очень скоро он станет добычей смерти. Он паразит, вскормленный на наших хлебах! Он сбежал с Ланки и присоединился к стану моего противника! Напасти будут преследовать его до самой смерти!" Он повернулся к гонцу-ракшасе и сказал: "Под этим предлогом ты пробрался во вражеский лагерь. Рассказал ли ты им о мощи нашего воинства и его несокрушимом напоре в сражении? Теперь поведай мне, что удалось тебе узнать об их силах и возможностях." Посланец-ракшаса, Шука, стоя перед троном со сложенными на груди руками, ответил: "Повелитель! Я прошу тебя проявить немного милости и выслушать мои слова со спокойствием и терпением. В тот самый момент, когда твой брат заключил узы дружбы с Рамой, он был произведен Им в царственные правители Ланки. Узнав о том, что я приблизился к их лагерю как твой посланец, ванары схватили меня и подвергли постыдным мучениям и издевательствам. Я заклинал их именем Рамы прекратить эту пытку и взывал к Раме, умоляя спасти меня. Только это помогло мне избежать увечья и сохранить свой нос и уши. Будь у меня тысяча языков, я не смог бы описать могущество обезьяньего воинства. Это целый сонм героических бойцов! В их лагере - несметные толпы ванаров всех мастей, всех возрастов и племен, и все обладают могучей статью и силой. При виде их любой затрясется от ужаса; впрочем, достаточно лишь представить их или помыслить о них, чтобы застыть от страха и трепета. Вспомни, как могуч был тот одинединственный из ванаров, который убил твоего сына и сжег столицу дотла! И это результат того, что сила ванаров - отражение непревзойденного могущества самого Рамы. Даже самый хилый юнец превращается, благодаря Раме, в устрашающее чудовище. Там множество знаменитых воинов-обезьян, и каждый из них наделен силой огромного стада диких слонов. Имена их предводителей: Двивида, Майнда, Нила, Нала, Ангада, Виката, Дадимука, Кешари, Кумуда, Даджа, Гавакша, Джамбавантха. Любой из них по мощи и мастерству не уступает обезьяньему вождю Сугриве. И с ними могут сравниться сотни тысяч других грозных воинов! Их несметные полчища не поддаются исчислению. Их ярость и свирепость способны сокрушить три мира - небо, землю и преисподню - и пустить их по ветру, как пучки соломы! О царь! Я слышал, что численность их воинства - восемнадцать Падм. И во главе каждой Падмы стоит доблестный вождь! И все до одного ванары, от мала до велика, не имеют и тени сомнения насчет своей победы, так же, как не испытывают ни малейшего беспокойства накануне ратного похода. Все они сжимают кулаки и напрягают мускулы, готовые наброситься на город, ожидая лишь знака Рамы. Но до сих пор он не дал им этот знак.

"Они полны решимости, независимо от того, удастся ли им подчинить океан, построив мост из огромных камней, и преуспеть таким образом в своей задаче. Обезьяны скалят зубы и хищно скрежещут ими, рыча, что раздавят Равану и превратят его в мокрое место. Никто не может сдержать страх, когда они издают свой ликующий рев или разражаются воинственным кличем. Стоит им заслышать имя "Равана", они приходят в такую ярость, что вырывают с корнями из земли огромные деревья и в бешенстве принимаются размахивать ими, демонстрируя свою ненависть. Они снуют и прыгают как безумные, поют и кричат, раскачиваясь на ветвях, горя от нетерпения уничтожить город. Вместе с ними - множество могучих медведей. И в довершение всего, этим воинством правит Рама, способный побороть миллионы "богов смертей". Сотням тысяч Адишеш с дарованными им тысячами голов и языков не удастся, не погрешив перед истиной, правдиво описать героизм и ратное искусство Рамы. Он способен осушить океан с помощью единственной стрелы, выпущенной из своего лука."

В ответ на сообщение гонца-лазутчика Равана разразился издевательским хохотом. Он сказал: "Позор тебе! Ты развесил уши, слушая пустую болтовню обезьян, которыми Рама окружил себя, и хитрого труса, Вибхишаны, и теперь восхваляешь его на все лады. Это чистая бессмыслица - превозносить героизм и силу обыкновенных обезьян. Довольно! Закрой свой рот! Разве могут обезьяны быть сильными? В свое время я уже был достаточно наслышан о власти и могуществе их нынешнего вождя, Сугривы. Но что можно ожидать от этого труса Вибхишаны, сделавшегося теперь его министром? Разве может он способствовать победе, процветанию и могуществу Рамы?"

Гонцу-ракшасе ничего не оставалось, как горько сокрушаться про себя и втайне оплакивать недостаток ума и неразумное поведение Раваны. Он приложил руки к груди и покорно опустил голову. Равана тем временем распечатал послание Лакшманы и, пробежав его глазами, вручил одному из министров. Он сказал: "Вы все похожи на птиц титхири, дрожащих от страха, что небо упадет на их неоперившихся птенцов. Бедные создания! Они прикрывают своих отпрысков головой, как капюшоном! Может ли небо упасть и придавить птицу? Могут ли эти отшельники-одиночки, эти монахи, погрязшие в ритуалах, пытающиеся запугать меня потоками пустых слов, достичь когда-либо успеха?" Шука, внимавший некоторое время бахвальству Раваны, решился прервать его словами: "Господин! Все, что я сказал тебе - чистая правда. Прочитай вдумчиво и внимательно письмо Лакшманы, отбрось гордость и обиду и сделай верный шаг. Послушай меня! Избавься от вражды и неприязни, разросшихся в твоем сердце. У Рамы нежное сердце, полное сострадания. Он - владыка над тремя мирами. Стоит тебе приблизиться к нему, и он возьмет тебя под свою защиту и оградит от зла. Он простит все твои грехи. Верни ему Ситу со смирением. Не пренебрегай моим советом." Слуга Раваны от всей души умолял своего господина не рваться навстречу неминуемой гибели.

Ракшаса изливал перед Раваной свои мольбы, и глаза царя наливались кровью от стыда и гнева. В конце концов он негодующе взревел:

"Что я слышу? Или ты считаешь меня преступником? Ты вообразил, глупец, что я послал тебя к врагу для того, чтобы ты падал к ногам этих детей джунглей, шутов и пустобрехов?" Он вскочил с трона и грубым пинком вышвырнул своего подданного вон из зала. Ракшаса Шука устремился к лагерю Рамы, надеясь обрести там убежище. Ванары, заметившие его вторичное появление, жаждали расправы, однако, они сдержали свои эмоции, ожидая приказа Рамы. Сугрива отвел Шуку к Раме. Тот простерся у его ног и подробно рассказал свою историю и постигшую его судьбу. Он молил Раму принять его, как был принят Вибхиша на, и оставить под своей защитой. Рама, будучи живым воплощением милосердия, призвал к себе вождей племени ванарое и велел им приветствовать своего нового брата, Шуку. Преисполненный благодарности, Шука провозгласил, что достиг в своей жизни заветной цели.

После этого Рама приказал Лакшмане принести ему лук и стрелы и, когда это было сделано, произнес: "Надменные особы не заслуживают доброты; жестокие и злонамеренные существа не достойны ласки и нежности; скупца бесполезно учить высокой морали; самовлюбленные эгоисты не заслуживают доброго совета; погрязших в жадности нет смысла призывать к самоотречению; существа, сжигаемые гневом, не заслуживают призыва к покою и миру; безумцы, отдавшиеся во власть вожделения, не достойны духовного знания; бессмысленно бросать зерно в почву, насыщенную солью. Так же и этот Океан, оставшийся глухим к дружеской просьбе, не заслуживает прощения." С этими словами Рама наложил стрелу на тетиву своего лука; увидев это, Лакшмана испугался, какими последствиями этот выстрел может грозить Океану. Сам Океан вскипел от ужаса, стоило Раме поднять к плечу свой лук и прицелиться. Жители глубин затрепетали от непереносимой муки. Жалобно застонали и завыли волны, словно пораженные ужасом. Одна за другой катились они к берегу, на котором стоял Рама, нежно лаская его ноги, словно моля о пощаде. Вдруг раздался голос, будто бы идущий с небес:

"Господин! В твоем лагере есть два вождя, Нала и Нила, ставшие жертвой проклятья, навлеченного мудрецом. Это проклятье может теперь обернуться благословением. Настало время поведать эту историю." И сам Океан рассказал Раме подробности печального происшествия.

"В давние времена на берегу реки стояли приюты отшельников. Когда оба брата, Нала и Нила, были еще совсем молоды, они усвоили себе неразумную привычку прокрадываться тайком к обители в то время, когда мудрецы были погружены в глубокую медитацию. Они хватали святые иконы, называемые салиграмы, и швыряли их в быстрые воды реки! Мудрецы, разгневанные таким богохульством, навлекли на дерзких юнцов проклятье. Они провозгласили: "Слушайте, подростки! Да будет отныне так, что все предметы, которые вы бросаете в воду, никогда не пойдут ко дну; они останутся на поверхности и будут всегда находиться в том месте, куда вы бросите их, как бы бурно и стремительно не было течение реки." Поэтому, согласно предсказанию, любая скала, брошенная в море их руками, никогда не утонет и не сдвинется с места; начертай свое Имя на горах и каменных плитах - твое Имя легче ветра, оно не обладает тяжестью. Тогда огромные горы и скалы, погруженные в мои воды, останутся на поверхности и образуют мост. С моей стороны я обещаю вам помощь и поддержку, ибо, если усилия направлены к поиску истины, природа должна служить тем, кто следует этим путем." Услышав слова Океана, Рама решил не выпускать в его воды свою стрелу; однако всякая стрела, уже наложенная на тетиву, должна найти свою цель; Рама повернулся и выстрелил в сторону далеких джунглей, которые обратились потом в сухую пустыню.

Рама призвал к себе вождей обезьяньих племен и предводителей воинства и повелел им приступить к сооружению Моста через Океан. Хануман проговорил: "Господин! Твое Имя - самый надежный мост, переправляющий человека через Океан жизни; может ли быть мост крепче и надежнее?" Джамбаван, старый вождь, сказал: "Господин! Твоя доблесть, как жаркое пламя, может осушить этот бездонный океан; но нет сомнений в том, что он вновь наполнится до краев слезами овдовевших женщин Ланки, которые прольются в грядущей битве с Раваной и его демоническим воинством."

Рама улыбнулся, услышав эти искренние слова своих подданных, полных верности и мужества. Джамбаван напомнил Нале и Ниле о вещих словах, произнесенных таинственным голосом - а то был голос самого Океана - о той пользе, которую могло сейчас принести проклятье, тяготевшее над ними с юных лет. Он велел им приступить к своей задаче - сбрасывать в море горы и холмы, валуны и скалы, утвердив в своем сердце Имя Рамы. Герои-ванары бросились в разные стороны, чтобы возвратиться назад, неся на плечах и головах, словно игрушечные мячи, горы и скалы. Воины выстроились в одну длинную линию и передавали друг другу, перенося с плеча на плечо, свой тяжелый груз, громко и неустанно повторяя при этом Имя Рамы. Время от времени они выдирали из земли огромные деревья и по цепочке переправляли их к берегу моря, где Нала и Нила, стоящие наготове, погружали их в море.

Так они трудились с утра до ночи, забыв об отдыхе и пище. За один день была построена первая часть моста длиною в четырнадцать йоджанов. Взбодренные крепким ночным сном, они поднялись до рассвета, когда пробил час Брахма мухурта, и вновь принялись за работу. Встретив утро ликующими возгласами: "Джей Шри Рамачандре, нашему владыке", обезьяны помчались в разные стороны света в поисках новых гор и холмов. Они доставляли их на берег и складывали к тому месту, где стояли Нала и Нила.

К концу второго дня мост удлинился на двадцать йоджанов; в течение третьего дня им удалось построить еще двадцать один йоджан; к закату четвертого дня мост простирался в море на семьдесят семь йоджанов; а в последний, пятый день единым мощным совместным усилием, соорудив оставшиеся двадцать три йоджана, обезьяны завершили строительство моста через океан длиною в сто йоджанов.

Нала и Нила, вдохновленные успешным исполнением задания, порученного Рамой, и не чувствуя оттого ни усталости, ни потребности в отдыхе, поспешили возвестить всем в Присутствии Рамы, что мост уже готов, ибо Его Имя и Образ ни на миг не покидали тех, кто трудился над его созданием.

Через Сугриву Раме сообщили, что согласно его воле мост через океан длиною в сто йоджанов построен и может быть использован по назначению. Рама и Лакшмана были тронуты преданностью ванаров и их чувством долга, позволившим им так быстро и безупречно совершить эту работу. Рама велел Сугриве, обезьяньему царю, послать весть вдоль длинной цепочки ванаров о том, чтобы те, кто еще продолжал передавать друг другу холмы и каменные глыбы, вернули их на прежние места, а потом отдохнули немного, прежде чем возвращаться в лагерь. В тот самый момент Хануман взгромоздил на плечо огромный холм, принесенный с далекого севера. Услышав приказ Рамы, Хануман опустил холм на землю близ Бриндавана и был весьма удивлен, услышав громкий стон, исходивший от упавшего холма. "Увы! - сокрушалась гора, - Я упустила возможность оказать услугу Раме." Она не могла прийти в себя от горя и была глуха к словам утешения. Когда Хануман рассказал об этом случае Раме, тот добродушно улыбнулся: "О! Даже горы жаждут принять участие в этом действе!" Он развеселился, узнав о таком энтузиазме. Он сказал Хануману: "Ступай быстрее. Утешь, как сможешь, эту гору. Скажи ей, что у нее нет причин для печали. Во время грядущей Двапара Юги я буду держать эту гору на своей ладони целых семь дней и ночей. Гора будет счастлива, услышав это известие." С тех пор гора получила название пик Говардхана, которую Бог, как и обещал в Трета Юге, поднял своею рукой.

Рама спустился к берегу моря и пришел в восторг при виде огромного моста. Он воскликнул: "О, ванары! Ваша преданность и мастерство в служении выше всех похвал. Своей самоотверженностью вы покорили мое сердце." Тут к нему приблизился Вибхишана и проговорил:

"Господин! Завтра мы должны вступить на Ланку. Поэтому я пришел к тебе с просьбой, которую хотел бы выразить сегодня." Рама откликнулся: "Говори! О чем ты хочешь просить меня?" Вибхишана продолжал:

"Равана - страстный почитатель Шивы. Он чувствует непреодолимую привязанность к этой ипостаси Всевышнего. Несмотря на это, он обречен на смерть от твоей руки. Я прошу, чтобы ты, прежде чем выступать в поход на Ланку и взойти на этот мост, увековечил его преданность Шиве и поставил здесь Шивалингам, с тем, чтобы грядущие поколения на своем пути на Ланку, поклоняясь Шивалингаму, смогли вызвать в памяти события прошлого. Они будут счастливы иметь такую возможность. Люди будут превозносить Лингам как Раму Лингешвару - изваяние, водруженное руками самого Рамы. И даже когда со временем мост истлеет и разрушится, народы будущего навсегда запомнят это священное место, поклоняясь вечному Символу." Рама с радостью откликнулся на предложение Вибхишаны. Он сказал: "Я исполню твою просьбу. Ты - будущий правитель Ланки, и, чтобы доставить тебе удовольствие, я готов исполнить любое твое желание." Сугрива тотчас же распорядился, чтобы ванары подготовили все необходимое для водружения Лингама; он послал Ханумана, и тот нашел и принес камень, совершенный по размеру и форме. Рама совершил ритуальную церемонию окропления Лингама морской водой и вселил в него жизненную силу и божественную благодать. Слова Рамы имели действие мантры - священной формулы; этого было достаточно, чтобы навеки освятить Лингам. Ванары пропели гимны, и воздух зазвенел от их ликующих возгласов. Под торжествующие крики "Джей, Джей", издаваемых тысячными толпами обезьян, Лакшмана и Сугрива помогли Раме укрепить Лингам на его основании и завершить церемонию освящения.

После этого ванары с именем Рамы на устах и с Его образом, бережно хранимым в сердце, в строгом боевом порядке вступили на мост. Это было непередаваемо величественное и возвышенное зрелище! Рама и Лакшмана, стоя на мосту, глядели на море, волнующееся у их ног. Океан воспрял духом в Присутствии Рамы, Океана Милосердия. Волны подымались, чтобы взглянуть на Раму, морские существа выпрыгивали из воды и резвились от восторга и радости при виде Рамы. Позабыв о том, кто они такие, они скапливались на поверхности воды и не сводили взгляда с Рамы, жадно вбирая глазами его Божественную Форму. Передовые отряды ванаров уже разбили лагерь на Ланке, невдалеке от моста, и когда последние группы обезьяньего воинства переправились на другой берег, весь остров уже знал о происшедшем событии. Вскоре у главных ворот крепости Ланки появились Рама, Лакшмана, Сугрива и Вибхишана, которые неспешной поступью пересекли по мосту Океан. Выполняя приказы Рамы, ванары валили огромные деревья и, возбужденно скача от восторга, наедались фруктами, а затем швыряли стволы и ветки внутрь города, перебрасывая их через зубчатые стены крепости. Они взгромождали на стены огромные камни и толкали их вниз на улицы столицы. Они высматривали отдельных ракшасов, оказавшихся снаружи крепости, и нещадно дразнили и мучили их, угрожая свернуть им шею. Будучи обезьянами по своей природе, они не могли отказать себе в подобных проделках.

Вскоре весть о враге, подступившем к воротам города, достигла ушей Раваны. Несмотря на то, что у Раваны было десять глоток, при разговоре с другими он использовал лишь одну из них. Однако теперь, от гнева и ненависти, он взревел всеми десятью глотками сразу! Он позабыл о том, что его десятиголосая речь - грозная и дурная примета. Древнее пророчество гласило, что звук, исторгнутый одновременно его десятью ртами, означает близкую и неминуемую смерть. Он яростно рычал несколько секунд, пока, застыв от внезапно охватившего его ужаса, не вспомнил о проклятии. Но как ни старался он укротить свой рев, его голос продолжал звучать, издаваемый всеми десятью глотками! Ракшасы, наблюдавшие это невиданное доселе явление, поняли, что теперь, когда Рама и его обезьянье воинство подступили к Ланке, крушение неизбежно. Они поспешили в свои жилища и сидели в кругу жен и детей, жалобно сетуя, что им осталось жить не больше двух дней. Они решили использовать это короткое отпущенное им время для того, чтобы всем вместе предаться удовольствиям и безудержному веселью, ибо, как гласит народная мудрость, перед смертью все равны.

Даже зная о том, что все древние пророчества сбываются, Равана пренебрег всеми предостережениями и уверил себя, что с ним не случится ничего дурного. Он направился в покои царицы, так как боялся, что министры прочитают по его унылому лицу, что ему известна суть проклятья. Равану терзали тоска и беспокойство. "Ждет ли меня та же участь, что и мою сестру, попавшую к ним в руки, и я лишусь носов и ушей своих десяти голов, или они предпочтут отрубить разом все мои головы?" Эти страхи не давали ему покоя.

В женской половине дворца он нашел царицу Мандодари. От ее внимательных глаз не укрылось, как удручен Равана. Она взяла его руки в свои и тихим, нежным и приветливым голосом сказала ему: "О Господин! Умоляю, выслушай меня! Оставь свой гнев, не отвергай мой совет. Отнесись к нему со вниманием. Тех, кого можно завоевать только поклонением и преданностью, невозможно одолеть при помощи ненависти и вражды. В этой критической ситуации мы должны прислушаться к доводам разума и логики. Враждебный вызов, брошенный таким святым существам, не приведет тебя к добру. Ты не одержишь победу в сражении с Рамой. Огонек светлячка не может затмить свет солнца. Послушай меня! Не откладывая ни минуты, ступай и приведи Ситу к Раме, после чего покаянно пади к его ногам, умоляя даровать прощение. Не губи свою жизнь, не разрушай Ланку, не приноси в жертву жизни ее женщин и детей. Твое упрямое стремление вступить с ним в бой не соответствует пути преданности и приверженности Богу, следуя которому, ты обрел всемирную славу. Если ты склонишься к этому безумному решению, даже Шива, которого ты ублажал долгие годы, отвернется от тебя. Только божественными деяниями можешь снискать ты Милость Бога. Как можешь ты рассчитывать на благосклонность и награду Бога, творя грех и святотатство?"

Мандодари долго увещевала Равану, пытаясь наставить его на путь истинный и спасти от гибели. "Повелитель! Ты дорог мне, как моя собственная жизнь! Одумайся! Рама - не просто Наследный принц Династии Рагху. Тот, кто уничтожил Мадху и Кайтабху, снова пришел на землю! Это Он убил Хираньякшу и Хираньякашипу. Он - Бог, поправший ногою поверженную голову Вали. Он усмирил гордыню тысячерукого Картавирьарджуны. К чему же кичиться своими двадцатью? Ему поклоняется весь мир. Его облик - вершина Благодати. Давным-давно ты сам рассказывал мне о пророчестве Брахмы, о том, что Бог в образе Рамы придет в мир, чтобы избавить землю от бремени зла и жестокости. Или ты уже забыл об этом? Зная обо всем, как до сих пор не осознал ты истину и не свернул с пути зла? Верни Раме эту Вершину Целомудрия, Венец Добродетели, Несравненную Жемчужину Красоты - Ситу. Передай своему сыну царскую корону правителя державы, и мы проведем остаток дней в покое и нескончаемой радости, наслаждаясь близостью Рамы. О! Какое счастье выпало твоему брату! Он пребывает под упоительной сенью Милости Рамы. Еще не поздно! Поспеши к Раме, который уже приблизился к воротам города и, не теряя ни одной секунды, пади к Его ногам, моля о пощаде."

Мандодари, обливаясь слезами, каталась по полу у ног своего господина, продолжая призывать его опомниться, пока не поздно, и немедленно действовать, чтобы спасти себя и свое царство, свой народ и свою славу. Равана поднял ее с пола и вытер слезы с ее лица. Он сказал:

"Дорогая моя! Отчего ты так взволнована? Откуда в тебе этот страх, это отсутствие мужества? В этом мире нет никого могущественнее меня. Правители восьми стран света безропотно покорились мне, сраженные мощью моей длани. Смерть не посмеет прикоснуться ко мне! Не поддавайся страху и отчаянию. Ты превозносишь этого слабосильного Раму в моем присутствии, как будто ты позабыла о моем несокрушимом и всеобъемлющем могуществе." С этими словами он покинул царицу, проследовал в тронный зал и величаво утвердился на троне. Мандодари следила за его движениями и уловила ход его мыслей. Она подумала:

"Какой глупец! Такая судьба неизбежна для тех, кто не может избавиться от ложной гордыни. Их ум остается глухим к доброму совету. Сладкая конфета покажется горькой страдающему лихорадкой! Его разъедает ядовитая лихорадка гордыни, и он отвергает совет, подобный спасительному сладкому нектару, принимая его за смертельный яд. Чем еще могу я помочь ему?" Она представляла себе страшные картины бедствий и людского горя, надвигающихся на Ланку. Ей пришла в голову мысль, что лучше самой расстаться с жизнью, чем быть свидетельницей и участницей всеобщего страдания и скорби. С тяжелым сердцем и неотступными думами о Раме она побрела в свою спальню и в тоске повалилась на ложе.

Между тем Равана собрал всех своих министров и отдал приказ о приготовлении к неминуемой битве. Он обратился к ним с торжественной речью: "Ракшасы! Все эти ванары, джамбавантхи и люди, которые собираются пойти на нас в атаку - жалкие крохи для нашей утробы! Не теряйте мужества, не сомневайтесь и не спорьте! Смело бросайтесь в атаку. Будьте готовы к бою", - громогласно выкрикивал он. Но тут Прахаста поднялся со своего места, молитвенно сложив руки и произнес: "Ракшасы! Не отклоняйтесь от праведного пути! Повелитель! Твои министры произносят льстивые речи, потакая твоим желаниям. Но это не приведет тебя к успеху! Одна-единственная обезьяна смогла перелететь океан и, проникнув в город, сотворила немало чудес. Ни твои министры, ни твоя армия не смогли пресечь ее разрушительные проделки. Ты сказал, что обезьяны - не более, чем сухие крошки для наших утроб. Прекрасно! Где же находились эти ненасытные утробы, когда обезьяна буйствовала в городе? Или тогда они не ощущали голода? Когда она превратила город в горсть пепла, твои министры страдали явным отсутствием аппетита, не торопясь проглотить ее. Господин! Слова, исходящие из уст этих министров, приятно ласкают твой слух, но со временем они обернутся тягчайшим бедствием. Успокой свой ум и поразмысли над этим. Рама уже разбил свой лагерь на склоне горы Сувела; он пересек этот океан по мосту, который обезьяны построили для него; за ним стоит армия из несметных полчищ ванаров. Может ли быть такое существо обычным человеком? Если ты считаешь, что это так, расстанься со своим заблуждением. Не уподобляйся тем, кто болтает попусту, не контролируя свой язык. Не впускай в свои уши пустые разглагольствования своих министров и не считай меня трусом, который боится выйти на поле боя. Поверь, что мой совет уместен и требует безотлагательных действий. Ступай к Сите немедленно и сам приведи ее к Раме, умоляя простить тебя. Этот поступок спасет тебя и Ланку. Тогда мы сможем провозгласить, что предотвратили истребление рода ракшасов. Это будет триумф, которого еще не поздно достичь! В противном случае готовься к позорному поражению и краху. Действуй прямо сейчас, и тогда твоя слава будет сиять так же долго, как Солнце и Луна на небосклоне. Не обретай имя, позор с которого ты не смоешь, пока Солнце и Луна сияют на небосклоне."

Однако в ответе Раваны звучали лишь страшный гнев и пустая бравада. Он сотрясался от ярости, что сын посмел дать ему столь дерзкий и непочтительный совет, поправший его гордыню. Возвысив голос до звериного рыка, он обрушил на Прахасту поток ругани и оскорблений. "Дурак! Кто научил тебя этому хитрому вранью? Где набрался ты этой премудрости? Говорят, что искра возгорается в сухих бамбуковых зарослях. Ты рожден в моем клане!" Равана зловеще заскрежетал зубами; он выкрикивал грубые и резкие проклятья и, в конце концов, вышвырнул Прахасту вон из зала. Но прежде, чем удалиться, Прахаста, выпрямившись, ясно и твердо сказал свое последнее слово. Он сурово осудил отца за его всепоглощающую гордыню, ослепившую его. "Равана выступит в роли разрушителя нашей династии." Он успокаивал себя лишь тем, что тот, кому нанесена смертельная рана, кто стоит лицом к лицу со смертью, не нуждается ни в каких целительных снадобьях. "Поэтому мой совет и показался отцу бессмысленным," - так рассуждал он сам с собою. Он направился прямо в покои своей матери и поведал ей о случившемся. Оба они пришли к выводу, что не в силах помочь Раване ни словом, ни делом. Они сидели вдвоем, погрузившись в размышления о Раме и его величии.

Ванары раскинули походный лагерь для Рамы и Лакшманы на горе Сувела. Они приготовили для них мягкие ложа из охапок шелковистой травы и цветов, придав им форму удобных постелей. Рама появился, как только они завершили свой труд, и прилег отдохнуть, чтобы доставить удовольствие обезьянам. Вскоре он склонил голову на колени Сугривы и погрузился в сон. Лук и стрелы лежали по обе стороны его душистой постели. У ванаров, словно в приступе отчаянной чесотки, зудели руки от нетерпения - когда же они смогут напасть на Равану и уничтожить его. Они сдерживались только потому, что не получили на то приказа Рамы. Хануман, счастливец, и коронованный принц Ангада благоговейно растирали ноги Рамы. Лакшмана неподвижно застыл в ногах ложа, держа наготове лук и стрелы, не сводя пристального и внимательного взгляда с лица Рамы. В этот момент Рама открыл глаза и взглянул на Восток. Его взор остановился на Луне, встающей над горизонтом. "Друзья мои, - сказал он, - посмотрите на Луну. Я вижу на ней темное пятнышко. Вы заметили его?" Обезьяны воззрились на Луну, и каждая из них принялась описывать пятнышко на светиле так, как оно представлялось ее воображению. Один лишь Хануман признался: "Господин! Я не вижу никакого темного пятна на Луне. Для меня ночное светило - отражение твоего Лика. Поэтому я не замечаю темного пятнышка, о котором ты говоришь, и поверхность Луны видится мне чистой и незамутненной."

Эту ночь до самого рассвета Рама провел в дружеской компании ванаров, ведя с ними упоительную беседу. С предрассветными лучами он окунулся в морские волны и сотворил на берегу предписанные утренние ритуалы. Потом он призвал к себе всех министров Сугривы и других вождей обезьяньего воинства и отдал распоряжения по поводу грядущего наступления. Чуть позже на всеобщем совете они пришли к единодушному решению, что прежде, чем осаждать Ланку, к Раване следует отправить посланца - принца Ангаду, сына Вали, престолонаследника царства ванаров. Рама попросил Ангаду выйти вперед и сказал ему:

"Сын мой! Ты силен и добродетелен. Я доверяю тебе миссию посредника между Рамой и Раваной с тем, чтобы ты совершил последнюю попытку убедить его, используя разумные, мягкие и осторожные доводы, не возбуждая в нем еще большего гнева и ярости." Рама дал Ангаде подробные указания о содержании и тоне его будущей беседы с Раваной. Ангада удалился, простершись перед этим у ног Рамы. Уходя, он сказал:

"Учитель! Умоляю благословить меня лишь одним милостивым взглядом. Я поистине счастлив, что мне доверена эта задача. Что бы ни случилось со мною во время ее исполнения, я всегда готов пожертвовать ради тебя своей жизнью." Сердце Рамы, полное сострадания, растаяло, когда он услышал эти слова Ангады. Он подошел к принцу, прижал его к своей груди, и, положив руку на его голову, одарил своим благословением.

Ангада, наполнив Рамой ум и сердце, направился к воротам города. Проявляя великое мужество и самообладание, он отстранял от себя всех, кто преграждал ему дорогу и пытался остановить его. На своем пути он встретил сына Раваны. Принц-ракшаса вплотную подступил к Ангаде и осведомился: "Эй! Обезьяна! Кто ты и откуда пришел?" Ангада отвечал:

"Я Ангада, посланец Рамы." Услышав это, ракшаса занес ногу для мощного удара. Но Ангада оказался проворнее: он крепко схватил ракшасу за ногу, поднял его высоко над головой и некоторое время крутил в воздухе, после чего швырнул на землю! Наблюдавшие эту сцену ракшасы замерли от ужаса; они поняли, что эта обезьяна обладает невиданной силой, и бросились врассыпную. По Ланке пронесся слух, что вернулась обезьяна, спалившая столицу, и город охватила всеобщая паника и неудержимый страх. Ангада заметил, что отовсюду, из-за углов и окон, за ним наблюдают до смерти перепуганные ракшасы, следя за каждым его движением. Ему не требовалось просить жителей расступиться и освободить ему путь - стоило им издали увидеть его, они поспешно удирали кто куда!

Наконец, он достиг тронного зала Раваны и бесстрашно вступил на порог. Один из стражей, бросившийся к Раване при виде Ангады, успел сообщить ему новость. Равана велел слуге привести к нему посланца, поэтому Ангаду подвели прямо к царственным стопам правителя Ланки. Равана показался Ангаде огромной черной мыслящей глыбой. Его двадцать рук шевелились, словно ветви гигантского дерева. Ангада приблизился к царю демонов, не испытывая ни малейшего трепета. Но из глубин сердец присутствующих поднимался непреодолимый ужас, и они дрожали от страха, наблюдая, как Ангада вступает в зал и приближается к трону Раваны. Демоны оцепенели, словно впали в транс. Равана спросил у Ангады, кто он такой, на что получил ответ: "Я - посланник Рамы!" Равана поинтересовался, какова цель его визита. "О Равана! - начал свою речь Ангада, - вы с моим отцом были давнишними друзьями. Поэтому, заботясь о твоем благополучии и следуя воле Рамы, я пришел, чтобы сделать тебе разумное и дельное предложение." Ангада продолжал мягким, но уверенным голосом: "Ты похитил Мать Всех Миров, Дочь Джанаки, ты был неспособен преодолеть гордость, вожделение и жадность. Ну что ж, что сделано, то сделано. Но если даже сегодня, в этот самый момент, ты осознаешь, что совершил преступление и поступишь так, как я скажу тебе, Рама простит тебя. Не медли ни секунды и решайся принять мое предложение, иначе своими собственными руками ты сравняешь с землей весь свой клан и все свое царство." Стоило Ангаде замолчать, Равана вскричал: "О ничтожнейший среди ванаров! Я вижу, насколько ты глуп! Возможно, тебе неизвестно, что я - злейший враг твоего "Бога". Как твое имя? Какая может быть связь между мною и твоим отцом? Не строй иллюзий насчет возможных последствий своей болтовни."

В ответ на этот выпад Ангада рассмеялся в лицо Раване. "О монарх царства paкшacoв! Мое имя Ангада. Отца моего звали Вали. В свое время вы были добрыми друзьями." Услышав эти слова Ангады, Равана на миг остолбенел и лишился дара речи. Но он быстро овладел собой и сказал: "Ты прав, я припоминаю, что давным-давно знал некую обезьяну по имени Вали. Так ты его сын? Что же, приветствую тебя, Ангада! Похоже, тебе на роду написано сыграть роль искры, которая вспыхнет и дотла спалит твое племя!" Ангада вновь рассмеялся, услышав этот блестящий ответ Раваны. Он сказал: "Равана! Твои дни сочтены. Вскоре ты встретишься со своим другом Вали. Он расскажет тебе о последствиях вражды с Рамой. Ты слеп, несмотря на свои двадцать глаз; ты глух, несмотря на эти двадцать отростков, напоминающих уши; блуждая в темной ночи невежества и надувшись от гордости, ты объявляешь о своем величии! Племя, которое ты надеешься спасти, будет истреблено: в этом Его план. О грешник! О низкий варвар! Негодяй, ослепленный гордыней! Демон!" Когда Ангада заскрипел зубами от гнева и излил все эти оскорбления на голову Раваны, тот мгновенно вскочил со своего трона и закричал: "Ты, жалкая обезьяна, разрушитель своего племени! Поскольку я знаю законы политической морали и привык соблюдать их, я молчаливо сносил твои наглые выходки; но берегись, есть предел и моему терпению." Равана, придя в бешенство, угрожающе уставился на Ангаду. Но этот окрик не оказал ни малейшего воздействия на принца обезьяньего племени. Он выпалил: "О всевластный правитель ракшасов! Я наслышан и о твоей праведности, и о твоих добродетелях, и о твоей политической порядочности. Но поразмысли о том, какие великолепные плоды принесла тебе твоя "нравственность": ты похитил чужую жену, ты сожрал посланца твоего старшего брата, Куберы, отправленного к тебе с мирными намерениями согласно этикету - вот вершина твоей политической морали! И ты хвалишься этими "подвигами", не испытывая и тени стыда? Ты смеешь рассуждать о своих добродетелях и преданности закону! Ты поджег хвост гонца, прибывшего в твое царство, и продолжаешь бессовестно утверждать о своей приверженности правилам! В этих поступках - вся природа ракшасов! Ты не имеешь права произносить своим языком эти слова - "общественная мораль". Ты - величайший из грешников."

Пока Ангада без колебаний и запинок произносил свою речь, придворные, наводнившие тронный зал, застыли от ужаса, не в силах предугадать, что ждет их впереди. Возвысив голос, Равана произнес:

"Слушай меня, обезьяна! Есть ли хоть один герой в твоем лагере, кто сможет устоять в схватке со мной? Твой "бог" сражен скорбью и печалью от разлуки с женой. С каждым днем он все больше чахнет от тоски. А его брат совсем ослаб, удрученный горем своего Господина. А Сугрива? Он ненавидит тебя, как злейшего врага, так как ты мечтаешь захватить его место на троне. Как два петуха, дерущихся на краю крутого берега, рано или поздно вы свалитесь в бушующий поток. Вы оба нацелили свой глаз на одно и то же царство. Разве сможете вы быть истинными соратниками в бою и добиться успеха? Мой брат, на которого вы, похоже, возлагаете большие надежды, просто трус. Другой из ваших вождей, Джамбавантха, слишком дряхл, чтобы принести пользу. Нала и Нила - простые работяги, не имеющие представления, как держать в руках меч."

Ангада прервал эту тираду, чтобы резко возразить Раване. "Равана! Крошечная обезьяна проникла в твой город и спалила его дотла. Мог ли даже слабоумный поверить, что такое возможно? А теперь ты, прекрасно зная, что это правда, упорно отрицаешь, что эта обезьяна - доблестный и могучий воитель. Я не испытываю ни капли гнева, когда ты заявляешь, что среди наших воинов нет равных тебе в сражении. Древние кодексы морали провозглашают, что как дружба, так и вражда возможны только с равными тебе. Будет ли кто-нибудь превозносить льва, сожравшего лягушку? Вступить в единоборство с тобой недостойно величия и мощи Рамы. Убить такого ничтожного и презренного врага - действие, оскверняющее его славу. Древние правила, гласящие о поведении и качествах воинов касты Кшатриев, к которой принадлежит Рама, высоки и благородны. Ты же - грубый, порочный и низкий грешник - должен принять смерть от рук обыкновенных обезьян."

Равану одолел безудержный хохот. "Грязная обезьяна! Ты пляшешь, как безумный, и бесстыдно скачешь туда-сюда, словно по команде хозяина, дергающего привязанную к тебе веревку. Ты запомнил трюки, которым он выучил тебя, и повторяешь их по его приказу, зарабатывая для него несколько монет, брошенных зеваками." Ангада не смог примириться с этими издевательскими нападками. Он выкрикнул: "Похоже, ты знаком лишь с повадками зверей, но не имеешь понятия о Всевышнем, о Боге, о Судьбе и Предназначении. Неужели ты так ничему и не научился от обезьян? Они разорили твои парки, они убили твоего сына, они превратили твою столицу в горсть пепла. Но это еще не все! Они приготовили для тебя еще один трюк - а именно, наказание, которого ты заслуживаешь. Мы предоставили тебе последнюю возможность избежать злого рока. Я надеялся, что правда и разумный совет исцелят твое сердце. Но увы! Тебе неведомо чувство стыда. Тебе недоступно чувство раскаяния. В тебе не осталось и следа нравственности, у тебя нет привычки к самоусовершенствованию. Что ж, очень жаль! Ты до сих пор злобно точишь зубы на Вибхишану, заклеймив его, как труса и предателя. Ты отягощаешь землю грузом своего тела; чем скорее оно исчезнет, тем лучше. Ты хуже собак, кишащих на улицах твоего города. Они не обладают столь гнусными пороками, которые разъедают тебя. Очень скоро ты осознаешь, что их жизнь достойнее твоей."

Забыв о приличиях и уставе "мирных" переговоров, Ангада засыпал Равану оскорблениями. Равана не желал выслушивать столь свирепые и беспардонные нападки. "Ангада! - взревел он, - знай, что я - герой, несокрушимая твердыня; знай, что моя доблесть и мощь таковы, что я поднял саму гору Кайлас; знай, что этот Равана приносил в жертву к ногам Шивы не цветы, а свои собственные головы, собственноручно отсеченные от тела; этот Равана - преданный, чья мощь признана самим Шивой; это воитель, чье имя заставляет дрожать от страха храбрейшего из храбрых, чей вид вызывает панику; прекрати наконец своим детским лепетом восхвалять себя и своих покровителей." Но Ангада и не подумал замолчать. Он продолжал свою обличительную тираду. "Безнадежный глупец! Хватит болтать попусту! Прибереги свое дыхание для другого звука! Спой песню во славу Рамы! Предайся Ему. А иначе стрела Рамы одним махом снесет все твои головы, и они покатятся с плеч, словно игрушечные мячи. А ванары придут в восторг от того, что смогут пинать их ногами, затеяв веселую игру! Случилось так, что меня направил к тебе Сугрива, вождь нашего племени. К сожалению, я не получил прямых наказов от Рамы. У меня нет желания действовать против Его воли, иначе я, в мгновение ока, расправился бы с тобой и швырнул в океан твои кости."

Произнося эти слова угрозы, Ангада вдруг превратился в свирепое чудовище. Как лев, взрыл он землю лапами, и сила ударов была такова, что десять корон, венчавших головы Раваны, задрожали и покатились по полу. Равана не удержался и свалился с трона, но тут же вскочил, восстановив равновесие. Ангада схватил четыре из десяти корон, размахнулся и швырнул их с такой могучей силой и меткостью, что они долетели до лагеря Рамы и упали у его ног. Ванары застыли от изумления при виде странных предметов и восхищались, разглядывая драгоценные жемчужины и блестящие диковинные камни. Рама знал, чьи короны приземлились у его ног; он сказал, что во время полета они затмили солнце, словно Раху и Кету.

А Равана, тем временем, отдал приказ: "Свяжите эту обезьяну. Не позволяйте ей уйти; проглотите ее живьем!" - и устремился во внутренние покои дворца. "Стыдись! - выкрикнул ему вдогонку Ангада, - к чему привела твоя пустая похвальба о силе и доблести? Беги, бросайся в море и задержи дыхание, пока не умрешь! Похититель женщин! Чурбан, оседланный похотью! Глупец! На поле битвы я вырву язык из твоей пасти и выкину его на растерзание воронам! Берегись!" Равана обернулся и воззвал к ракшасам, оставшимся в зале: "Схватите его за ноги, бросьте на пол, пусть его голова расколется, как шар." Меганада тут же вскочил и, схватив ноги Ангады, толкнул его с огромной силой, пытаясь повалить на пол. Другие ракшасы кинулись ему на помощь, но вся эта толпа демонов, навалившаяся на Ангаду, не смогла ни на йоту сдвинуть с места его ноги. Они беспомощно ползали по полу, сгорая от унижения, не зная, что делать дальше. Тогда к ним присоединился Девакантака, но и его мощные усилия оторвать от земли ноги Ангады потерпели позорное поражение. Сам Равана уцепился за его лодыжки, намереваясь поднять обезьяну и что есть сил бросить оземь. Ангада только смеялся над глупостью Раваны. Он сказал: "Равана! Нет, это не те ноги, за которые тебе следует держаться. Возложи свои руки на Стопы Рамы в искреннем порыве смирения, только это освободит тебя от страха и плена."

С этими словами Ангада стряхнул со своих ног повисших на нем ракшасов; это движение оказалось столь мощным и неожиданным, что Равана рухнул на пол и лишился чувств; вместе с его телом рухнули и разбились вдребезги его слава и великолепие. Выражение стыда и унижения проступило на всех его десяти лицах, и он выглядел, как Луна, бледная и тусклая при ярком солнечном свете. Ангада, видя его состояние, почувствовал, что бессмысленно продолжать беседу с этим трусом. Он помнил, что Рама поручил ему лишь сделать последнее мирное предупреждение Раване. "Этот демон не воспримет добрый совет, он не осознает свою ошибку и не попытается исправить ее. Его порочная натура одержала над ним верх. Единственный выход - вступить с ним в открытый бой." Окончательно убедившись в этом, Ангада покинул дворец, чтобы вновь приблизиться к святым Стопам Рамы. Возвратившись в лагерь, он подробно доложил о результатах своей миссии.

Равана, мучимый стыдом и страхом, укрылся в женских покоях. Мандодари увидела своего господина, сломленного и потускневшего, и сказала ему: "Расстанься хотя бы сейчас со своим глупым упрямством. Разросшаяся в твоем сердце вражда к Раме приведет к полному крушению всей державы. Ты не смог решиться переступить линию, начертанную Лакшманой; откуда же в тебе надежда победить его в сражении? Твоя сила и мощь для него все равно, что высохшие листья. Твои преданные слуги не могли справиться с его гонцами; есть ли у тебя хоть малейший шанс сокрушить их в бою, когда их многомиллионное воинство ворвется на наши земли? Ты не смог ни на волос стронуть с места ноги Ангады, но продолжаешь упрямо утверждать, что захватишь в плен и свяжешь несметные полчища ванаров! Мне больно и горько сознавать, что, несмотря на то, что тебе уже пришлось испытать и увидеть, ты упрямо цепляешься за свое безумное решение. Наш сын уже мертв. Твой город превращен в груду пепла. Твои сады и парки разорены, множество твоих подданных, сраженных ударами посланцев Рамы, замертво попадали на землю. Где таились тогда твоя сила и твое магическое мастерство? Пустые хвастливые речи не принесут никакого ущерба этим ванарам."

"О повелитель! - продолжала молить Мандодари, - прости мне мои слова. Ты совершаешь роковую ошибку, принимая Раму за простого смертного. Он - Властелин Вселенной; он - непобедимый Герой. И ты ведь уже давно знаешь о мере его доблести и мощи. Спокойно и трезво восстанови в уме все факты, упомянутые Ангадой. Вспомни и о другом: о том, как ты сидел в окружении высокого сборища царей в зале дворца Джанаки, чтобы померяться в силе и ловкости, но так и не смог поднять Лук Шивы. Рама сделал это играючи и, нечаянно сломав его, отбросил, как сухой прутик. Ты видел собственными глазами это доказательство его могущества. И если ты продолжаешь упорствовать, скованный глупой спесью, это указывает лишь на то, что твой крах неизбежен. Что ты смог сделать, когда он отсек нос и уши твоей сестре, Шурпанакхе? Как не стыдно тебе после всего, что случилось, хвастливо заявлять о своей несокрушимой власти и героизме? Вали был сражен одной-единственной стрелой Рамы. А ведь Вали был для тебя отнюдь не заурядным противником. Теперь Рама подступил к твоей крепости с полчищами ванаров и разбил лагерь на горе Сувела. Рама - живое воплощение Праведности и Нравственного Закона. Поэтому он и послал к тебе гонца, предоставив тебе последнюю возможность спасения. Его слуга честно пытался изменить образ твоих мыслей и склонить тебя к примирению с Рамой; ты не понимаешь, каковы достоинства, сияющие в душе этого существа, наделенного Высочайшей Святостью, который послал к тебе своего гонца! И этим ты предрекаешь полное крушение всей нашей державы. Каким образом собираешься ты сейчас вышвырнуть вон Ангаду, Его слугу, явившегося к твоему трону? В их боевом лагере тысячи, нет, целые лакхи ванаров, обладающих гораздо большей мощью и разрушительной силой, чем этот наследный принц, сын Вали. Внемли, наконец, моей мольбе; погаси свою демоническую страсть; ступай и покаянно предай себя Раме." Слова Мандодари, всколыхнувшие в памяти Раваны неприятные события прошлого, вонзались в его сердце, как острые стрелы.

Наступил рассвет нового дня. Равана, надувшись от спеси и непреодолимой гордыни, прошествовал во дворец и уселся на троне. Но как частые и грозные удары, гремели в его голове слова Ангады и царицы Мандодари. Страхи, подозрения, планы мщения и возможных уловок и козней беспорядочно крутились в его мозгу, вращаясь и колеблясь, как земля и небо. Однако мысли обрывались и таяли, не обретая законченной формы, ибо все ближе подступал час гибели демонического клана ракшасов.

Наконец, Равана велел послать за ракшасой по имени Видьютжива и сказал ему: "Слушай меня! Примени свою магическую силу и принеси мне "голову" Рамы, а также его "лук и стрелы". Увидев их. Сита должна поверить, что они настоящие. Она сойдет с ума от горя!" Видьютжива мгновенно вскочил и вышел из зала. Он произвел точную копию лука и стрел Рамы, а также его головы. Равана остался доволен совершенной формой магических творений. Он схватил их и собственной персоной направился в Ашокавану, где сидела плененная Сита. Положив перед нею "голову Рамы" и его "оружие", он сказал: "О Сита! Посмотри! Это лук и стрелы, а это голова того самого человека, по которому ты чахнешь и тоскуешь и которого превозносишь день и ночь. Я истребил несметные орды ванаров. Лакшмане удалось спастись, ускользнув с поля боя. С целью убедить тебя, что все это на самом деле произошло, я решил показать тебе голову, а также знакомые тебе лук и стрелы. Посмотри на них внимательно!" И он положил голову Рамы прямо у ног Ситы! Лишь на долю секунды Ситу пронзила боль; она тут же опомнилась, ибо знала, что во всех четырнадцати мирах нет существа, способного снести с плеч Его голову; она поняла, что это очередной искусный трюк ракшасов, пытающихся запугать ее - и все ее страхи улетучились. Она проговорила: "Равана! Теперь я не сомневаюсь, что твой конец близок. Поэтому и приходят тебе в голову столь гнусные мысли. У тебя не хватает мужества даже приблизиться к Раме; разве можешь ты надеяться, что тебе удастся сразить Его? Твоя надежда не сбудется даже во сне! Ты опускаешься до грязных магических трюков, пытаясь обмануть меня." С величайшим презрением Сита осудила Равану. В этот момент отовсюду послышались громкие ликующие возгласы "Джей, Джей Раме! Джей, Джей, Джей Раме!" То была армия ванаров, со всех сторон окружившая город. Равана поспешно покинул Ситу и устремился в тронный зал дворца.

К Сите подошла добрая женщина-ракшаси, Сарама - жена Вибхишаны, чтобы утешить и успокоить ее. Она сказала: "Мать! Равана - обманщик и хитрец, и все его поступки - лишь злые и коварные козни. Никому не дано причинить вред Раме; именно сейчас во главе воинства ванаров он подступил к столице Ланки. Стены крепости рухнут только от одного оглушительного крика обезьян."