МЕТАФОРА (греч. metaphora = букв. “перенесение”), астральный резонанс; образное сравнение/сопоставление, употребляемое в переносном смысле. (См. также ТРОП. Сравн. ЭПИТЕТ, а также — РИФМА.)

“МЕТАФОРА <...> — один из основных тропов художественной речи. По определению Аристотеля, М. «есть перенесение имени или с рода на вид, или с вида на род, или по аналогии... Слагать хорошие метафоры — значит подмечать сходство (в природе)». Метафорическим слово или выражение становится тогда, когда оно употребляется не в прямом <...>, а в переносном значении. В основе М. лежит неназванное сравнение предмета с каким-либо другим предметом на основании признака, общего для обоих сопоставляемых членов” (Квят).

“Метафора гораздо умней, чем ее создатель, и таковыми являются многие вещи. Всё имеет свои глубины.” (Лихтенберг)

“Недостаточность логики в обыденном языке восполняется использованием метафор. Логичность и метафоричность текста — это два дополняющих друг друга его проявления.” (Декарт)

“Метафоры, метафоры... Всё на всё похоже, и — хватит об этом.” (Ю. Олеша)


“Весеннего Корана
Веселый Богослов,
Мой тополь спозаранок
Ждал утренних послов.
Как солнца рыболов,
В надмирную синюю тоню
Закинувши мрежи,
Он ловко ловит рев волов
И тучу ловит соню,
И летней бури запах свежий.
О, тополь-рыбак,
Станом зеленый,
Зеленые неводы
Ты мечешь столба.
И вот весенний бог
(Осетр удивленный)
Лежит на каждой лодке
У мокрого листа.
Окрыла просьба:
«Небо дай»
Зеленые уста
С сетями ловли бога
Великий Тополь
Ударом рога
Ударит о поле
Волною синей водки.”

(Велимир Хлебников)


“Художник не может просто называть предметы и явления. Он должен доказать, что они действительно существуют. Для доказательства он прибегает к уподоблению, к выделению, к подчеркиванию, к разнообразным формам сосредоточивания внимания на изображаемом предмете. <...>

Художник не описывает руки и ноги, а обнаруживает в них то, что до сих пор не было обнаружено. Он описывает те особенности рук и ног, на которые до него не обращали внимание. Ведь до того, как художник увидел и сказал, что «после дождя город приобретает блеск и стереоскопичность», — этого никто не знал и не говорил. Образ это открытие, разгаданный секрет. Или, как говорят журналисты, берущие интервью у ученых: еще одна тайна, вырванная у природы.

Но образ, несомненно, шире лишь метафорического сопоставления.

Поэтому Гоголь (в некоторых случаях) предельно сокращает путь от общего представления о предмете до конкретного, имеющего видовые и индивидуальные особенности предмета.

Гоголь делает следующее:

«Сестре ее прислали материйку: это такое очарованье, которого просто нельзя выразить словами; вообразите себе: полосочки узенькие-узенькие, какие только может представить воображение человеческое, фон голубой и через полоску всё глазки и лапки, глазки и лапки, глазки и лапки...»

«... глазки и лапки, глазки и лапки, глазки и лапки...» — захлебываясь, говорит просто приятная дама даме приятной во всех отношениях.

Глазки и лапки, глазки и лапки, глазки и лапки...

Глаз... лап... гла... ла... ла... ла... ла... — лопочет, лепечет просто приятная дама.

«ЛАЛА <...> — говорит Владимир Иванович Даль, — пск. твр. болтун, калякала, говорун, балясник. ЛАЛЫ ж. мн. пск. болтовня, балясы <...> пустословие.

Художник не разъясняет: «Мои героини — просто приятная дама и дама приятная во всех отношениях — заняты болтовней, балясами, пустословием». Он пишет: «... глазки и лапки, глазки и лапки, глазки и лапки...» — болтовня, балясы, пустословие.

Путь Гоголя был более коротким, но ни в коей мере не был единственным, и особенно для него самого, высоко ценившего развернутый, раскрытый, обстоятельнейший и наиподробнейший образ. <...>

Всё ли может метафора?

В русской литературе было множество метафор, но главная потребность этой литературы была не в этом. И поэтому у писателей, метафора которых прекрасна так, что, кажется, уже больше ничего, кроме нее, нет, есть еще нечто большее, чем самая замечательная метафора.

Чем отличается метафора Бабеля от метафоры Олеши?

Тем же, чем отличается Бабель от Олеши.

Бабель отличается от Олеши как раз тем, чему в редкие минуты, когда Олеша переставал думать, что он все-таки оставляет неизгладимый след на страницах мировой литературы, он завидовал безнадежно и горько:

«Мне кажется, я только называтель вещей. Даже не художник, а просто какой-то аптекарь, завертыватель порошков, скатыватель пилюль. Толстой, занятый моральными, или историческими, или экономическими рассуждениями, на ходу бросает краску. Я всё направляю к краске»*.

Краска не тождественна искусству и не заменяет его. Она частица, одна из составляющих искусства, занятого моральными или историческими, или экономическими, или другими рассуждениями, без которых люди не могут жить. Ее роль бывает значительна или несущественна, но всегда подчинена законам стиля, в котором она существует.

(Я, разумеется, всё время имею в виду метафору, а не метафоричность, лежащую в основании искусства и без которой искусства не существует.) <...>

В метафоре соприкосновение предметов происходит лишь по частичному сходству. Поэтому метафора в качестве доказательства иссякает очень быстро.” (БелинА)


*  “Юрий Олеша. НИ ДНЯ БЕЗ СТРОЧКИ. Из записных книжек. М., «Советская Россия», 1965, стр. 257.” (Примеч. автора цитаты.)