ПОЭТ (от лат. poeta = “изобретатель, мастер”), “Звукотворец”; мастер, работающий в жанре поэзии (совсем не обязательно в форме стихотворений), интуитивный мастер МАНТР и МАНТРАМов; // далеко не всегда плод творчества П. — стихи, но всегда — поэзия; // с точки зр. Шк. Гуру Ар Сантэма П. является особой — сознательной — разновидностью ПРОРОКа, т. е. творцом, используемым определенными силами в качестве канала передачи той или иной информации; при этом, в отличие от пророка, практически не имеющего ни одной из степеней свободы, П. дано право выбирать и решать многое самостоятельно; однако чаще всего П.* не сознает глубины им созданного (через него переданного), не зря сказано: “Настоящее произведение умнее автора”. (См. также ПУШКИН А.С.)


*   Как, к слову, и большинство современников поэта.

“Стихотворецъ, -рица, поэтъ, кто сочиняетъ, пишетъ стихи.” (Даль)

“<...> поэту, писателю нельзя диктовать, <...> писателю диктует его стихийный дар.” (ПомГ)


“Пока не требует поэта
К священной жертве Аполлон,
В заботы суетного света
Он малодушно погружен;
Молчит его святая лира;
Душа вкушает хладный сон,
И меж детей ничтожных мира,
Быть может, всех ничтожней он.
Но лишь божественный глагол
До слуха чуткого коснется,
Душа поэта встрепенется,
Как пробудившийся орел...”
(А.С.П.)

“У меня нет рукописей, нет записных книжек, нет архивов. У меня нет почерка, потому что я никогда не пишу. Я один в России работаю с голосу, а вокруг густопсовая сволочь пишет. Какой я к черту писатель! Пошли вон, дураки! <...>

Дошло до того, что в ремесле словесном я ценю только дикое мясо, только сумасшедший нарост:

И до самой кости ранено

Все ущелье криком сокола —

вот что мне надо.

Все произведения мировой литературы я делю на разрешенные и написанные без разрешения. Первые — это мразь, вторые — ворованный воздух. Писателям, которые пишут заранее разрешенные вещи, я хочу плевать в лицо, хочу бить их палкой по голове и всех посадить за стол в Доме Герцена, поставив перед каждым стакан полицейского чаю и дав каждому в руки анализ мочи Горнфельда*.

Эти писателям я запретил бы вступать в брак и иметь детей. Как могут они иметь детей — ведь дети должны за нас продолжить, за нас главнейшее досказать — в то время как отцы запроданы рябому черту на три поколения вперед.” (О. Мандельштам “Четвертая проза”, 1930 г.)


*   Горнфельд А. Г., литературовед, критик, переводчик, деятель русской-советской культуры начала ХХ века.

“Несомненно, что в каждой мысли поэта заключается огромный потенциал силы, подобный потенциалу, заключающемуся в куске угля или в живой клеточке, но бесконечно более тонкий, невесомый и могущественный.” (Усп)

“ — Я выполняю волю Махатм...” (БГ’96)*.


*   Упаси Бог — никакого серьеза! Произнесено это с неподражаемой, столь характерной для БГ наивно-игривой интонацией.

“Писатель — это помесь попугая и попа. Он попка в самом высоком значении этого слова. Он говорит по-французски, если его хозяин француз, но, проданный в Персию, скажет по-персидски: «попка-дурак» или «попка хочет сахару». Попугай не имеет возраста, не знает дня и ночи. Если хозяину надоест, его накрывают черным платком, и это является для литературы суррогатом ночи.” (О. Мандельштам “Четвертая проза”, 1930 г.)

“Из всех условий существования поэта единственное, которым нельзя пренебречь, это правда, которую он обязан говорить обществу. Эта правда в разные эпохи выражается неодинаково. Иногда она может выражаться так:

Эхо, бессонная нимфа, скиталась по брегу Пенея...

(Пушкин. Стихотворение «Нимфа»).

иногда иначе:

И если зажмут мой измученный рот,

Которым кричит стомильонный народ...

(Ахматова. Поэма «Реквием»).

Это ничего не меняет. Поэт говорит только правду. И ни пытки, ни казни, ни голод, ни страх, ни искушения, ни соблазны, ни кровь жены и детей, ни щепки, загоняемые под ногти, ни женщина, которую он любит и которая предает его, не в состоянии заставить поэта говорить неправду, льстить, лгать, клонить голову и славить тирана. Сдавшийся человек не может быть поэтом. Человек, испугавшийся сказать обществу, что он о нем думает, перестает быть поэтом и становится таким же ничтожным сыном мира, как и все другие ничтожные сыновья.

Искушения, жажда власти, забота о славе, малодушие, соблазны и страх мешают художнику осуществить свое право и назначение — говорить обществу то, что он о нем думает и что заслуживает оно.” (БелинА)

“Всё это слишком высоко,

чтоб здесь всерьез страдать об этом...

Поэтом (быть) легко на этом.

На том (не быть) — совсем легко.”           (ЮК)