СВОБОДА (от ст.-слав. собьство = “особенность, особость”, котор. — от свои = “положение свободного, своего члена рода”), возможность выбора*: чем больше независимых вариантов выбора, тем больше степеней и, соответственно, выше уровень С.; // с возрастанием своего статуса сущность утрачивает право на непосредственное участие в делах, а затем и в событиях (т. е. “утоньшается” сфера ее непосредственного влияния), обретая при этом право повелевать всё большими массами других, менее развитых сущностей; при этом, соответственно, возрастает ответственность повелевающего; таким образом, утрачивая выбор на нижних, грубых планах, обретаешь его на высших, более тонких [у Высшего из Богов (т. е. у Первотворца) в этом смысле выбора практически нет, ведь ВСЁ есть Он САМ и из чего же и что тут выбирать..., хотя с другой стороны — выбор его беспределен, ведь это исчерпывающее ВСЁ подвластно только Ему]. (Сравн. ВОЛЯ, а также: МОКША.)


*   Что же до широко распространенного марксистского определения свободы как осознанной необходимости”, то Сост. рискнет чуть уточнить: осознанная необходимость есть уже осуществленный выбор (одного варианта из множества), т. е., по сути, — реализация свободы, а не свобода собственно.

“СВОБОДА ж. <...> своя воля, просторъ, возможность действовать по-своему; отсутствiе стесненья, неволи, рабства, подчиненiя чужой воле. Свобода понятiе сравнительное; она может относиться до простора частнаго, ограниченнаго, къ известному делу относящемуся, или къ разнымъ степенямъ этого простора, и наконец къ полному, необузданному произволу и самовольству.” (Даль)

“СВОБОДА, способность человека действовать в соответствии со своими интересами и целями, опираясь на познание объективной необходимости.” (ФЭС)

“Наш древний предок славянин-язычник мыслил смерть как простой переход из мира земного в мир подземный, такой же реальный и пригодный для практического существования, как настоящий. Если во время битвы ему грозила опасность пленения, то, исчерпав все силы в борьбе за свободу, он не задумываясь кончал с собой, ибо твердо знал, что, став рабом на этом свете, он рабом же попадал и на тот свет. Индивидуальная свобода была разукрашена народной героической мифологией и прочно вживлена в мозг каждого славянина, а посредством свободной, не стесняющей ни в чем религии надежно передавалась потомкам, образуя таким образом характерный устойчивый славянский генотип.” (АвдВ)

“Свобода покупается ценой нищеты, если вообще покупается...” (БатА)

“Свобода порождает больше проблем, чем возможностей. <...> Мы слишком долго ждали — и это ожидание было простодушным — что от свободы наступит изобилие и счастье. Но мы ее, может, и получили преждевременно? Ее надо еще заработать, отработать задним числом! <...> Есть вещи, данные нам в аванс, как ни странно. Включая даже жизнь. И это надо отработать.” (БитАн)

“Свобода немыслима без уважения к чужой свободе; воля — всегда для себя.” (Г.Федотов; цит. по ПомГ)

“Настоящая свобода начинается со свободных выборов Бога, и как только Бог приступает к исполнению своих служебных обязанностей, начинается настоящее раскрепощение. Если же он не справляется, его увольняют и выбирают нового (примерно так делали Зороастр, Рама, Моисей, Будда, Христос, Магомет), а чтобы не мучиться и не рисковать понапрасну, лучше всего иметь сразу несколько Богов.* Все несчастные однобожники начнут представляться Вам людьми, что с трудом ходят по натянутому канату, постоянно боясь упасть и разбиться, в то время как Вас держит ровная поверхность и Вы можете бегать по ней, плясать и кувыркаться, совершенно ничем не рискуя.” (АвдВ)


*   Можно, вероятно, относиться и к Богам, как к наемным работникам, весь вопрос только в том, хватит ли у вас на это “денег” (т. е. чем и как платить будете?) либо — статуса (т. е. чтобы повелевать и слушались). А иначе какая же свобода? Должник никогда не свободен.

“Все зависит от того, между чем и чем у вас выбор...” (СатарГ)

“Если выбор предлагает дьявол, то ни в одной его руке нет истины.” (С. Аверинцев)

“Я верю, что человеческая свобода может существовать лишь в слабом государстве, подвластном ожесточенной борьбе не дающих друг другу разгуляться общественных групп. Я не верю в добрых радикалов и нежных католиков, в целомудренных социалистов и в любезных республиканцев.

Я верю в то, что когда добрые радикалы получают возможность убивать, то злые католики им этого не позволяют. Я верю только в оппозиционное равновесие сил, которые не дают разгуляться ни добрым, ни злым, ни целомудренным, ни любезным.

А ведь хочется разгуляться? Правда? Так, по совести говоря, ведь хочется? А? Еще как! И ведь как многим это действительно удается. <...>

Полинезиец думает, что он живет хорошо, если у него есть горсть ячменя, кувшин воды и тростниковая крыша над головой. Он не имеет представления о том, что человеку этого недостаточно, не должно быть достаточно и что есть люди, которые не довольствуются этим. Ограбленные <...> не знают, что этого недостаточно и что есть люди, которые не довольствуются этим. Поэтому они не верят и негодуют, когда те, кто знает, что такое истинная свобода, подлинное достоинство и нормальные общественные взаимоотношения, говорят им, что они унижены, обездолены и порабощены. Это негодование обожают идеологические толстяки и всё время ссылаются только на него.

— Пожалуйста, — говорят они. — Послушайте, что говорит народ. Пожалуйста. Общественное мнение.

Общественное мнение утверждает, что власть трех Толстяков прекрасна.” (БелинА)

“Сейчас другая жизнь настала. Сейчас каждый копает себе нору отдельно. Раньше мы жили общей пещерой, а сейчас — отдельными норками. Свобода принесла многое, но если бы нам удалось сохранить в условиях индивидуального развития общую порядочность, я думаю, это была бы какая-то возможность жить дальше. <...>

Вообще мне кажется, что наша нынешняя свобода — конская такая. Табун сорвался с места и помчался. По дороге затопчет любого. Спроси у вожака — куда, а он ответит: а хрен его знает. Я спрошу: а этих ты знаешь, которые за тобой? Не знает. Они все промчались направо с диким топотом, все промчались налево, и осталось то, что остается от табуна. Вот это такая свобода, где могуть затоптать, где все помчались, помчались, помчались, ветер развевает гривы... Вот такая сейчас у нас свобода, чисто конская: топот, шум, гам. Но всё-таки это свобода. Всё-таки это лучше, чем перемещение в казарме или на привязи. Это всё равно лучше. Но вот это количество, оставшееся от табуна, вот этого всего, и маршруты неизвестные, по которым весь этот табун, — вот это для меня загадка.” (ЖвМ)

“Народ, готовый променять свободу на колбасу, не заслуживает ни того, ни другого.” (?)

“ <...> Свобода

это когда забываешь отчество у тирана,

а слюна во рту слаще халвы Шираза,

и хотя твой мозг перекручен, как рог барана,

ничего не каплет из голубого глаза.”           (И. Бродский)