Глава 3. Обезьяна шарманщика

Глава 3

Обезьяна шарманщика

Вскоре после того, как я начала писать эту книгу, мой муж и я поехали на уик-энд в северную Калифорнию. Мы планировали позавтракать на близлежащей набережной, и Сидней высадил меня раньше, в то время как я ждала его, пока он поставит машину на стоянку. К моему полному изумлению, прямо перед тем местом, где я стояла, оказался шарманщик со своей маленькой обезьянкой, обученной выполнять трюки. Я едва могла верить своим глазам, поскольку я не могу вспомнить, чтобы я видела хотя бы одного с тех пор, как я уехала из Англии, или может быть даже с того времени, когда я была еще ребенком.

Я была очарована тем, как он, вращая ручку, извлекал мелодию из своей шарманки, в то время как его маленький компаньон, одетый в крошечный костюм, дополненный шляпой и ремешками, и с поводком, удерживаемым в руке его хозяина, давал представление перед собравшейся аудиторией. Несколько родителей со своими детьми собрались, наблюдая, как обезьянка исполняла свои трюки, завершив представление пожатием руки каждому ребенку по приказанию ее хозяина. Я подумала, что многие из этих детей видели такое зрелище впервые и были восхищены им. Но мне оно показалось превосходным примером того, как наши обезьяньи умы должны быть обузданы и взяты под контроль, вместо того, чтобы позволять им оставаться без надзора и совершать самые разнообразные проказы, что склонны делать и обезьяны, и умы.

Когда через несколько дней после этого случая я работала с клиентом, я попросила, как обычно, чтобы мне было показано то, что сможет оказать ему помощь в данное время. Огромная фигура Ханумана появилась перед моим внутренним взором, по-видимому, осуществляя контроль над сеансом. На предыдущей встрече с этим же человеком мне был показан ясный, глубокий, зеленый водоем, предназначенный для использования ним для успокоения его ума. Он должен был концентрироваться на гладкой поверхности воды и наблюдать, как возникает случайная рябь, и как она, в конечном счете, рассеивается. Как только появился Хануман, я была возвращена назад к водоему и заметила этого же самого человека, сидящего около него. Он наклонился над водой, вглядываясь в глубину. Но, к моему удивлению, когда я увидела его отражение в воде, я заметила маленькую обезьянку, сидящую на корточках на его левом плече, шепчущую ему на ухо.

Когда я рассказала ему об этой картине, он тотчас же согласился с этим, сказав, что у него действительно есть "обезьянка на его спине", как он сам выразился. Он продолжил, сообщив мне, что ему даже удалось заметить ее краем глаза сегодня рано утром, и что он упомянул об этом своей жене. В то время как он продолжал соединять это с привычным образом поведения, сохранявшимся, несмотря на все усилия с его стороны изменить его, воспоминание о шарманщике и его обезьянке вспыхнуло в моем уме. Это показалось превосходным решением его дилеммы. Поэтому я предложила ему следующее - при помощи "активного воображения" он мог бы выдрессировать обезьянку, которую он воспринимал, надеть на нее ремни и взять в руки поводок, чтобы держать под контролем ее движения. Затем он мог бы начать учить ее брать пример с Ханумана - посвящать свое время и энергию служению тому символу, который был выбран в качестве олицетворения Высшего "Я".

Конечно же, эта сцена отражает реальное положение дел не только для этого человека, она также применима и к большинству людей, которые сбиты с пути своими обезьяньими умами. Они должны взять на себя ответственность за обуздание обезьяньей тенденции безостановочно бродить, искушающей их стать привязанными - и, возможно, пристрастившимися - ко всему, что они видят, что возбуждает их желание обладать этим, схватив его и не отпуская.

Немного позже на том же сеансе я вспомнила три маленьких вырезанных из дерева обезьяны, которые обычно находились в гостиной комнате дома, где я росла в Англии. Одна обезьяна закрывала руками свои глаза, другая закрывала уши, а третья прикрывала руками рот. Это означало: "Не смотрите на плохое; не слушайте о плохом; не говорите плохо". Я видела их каждый день много лет, и все же никогда на самом деле не понимала их послание, и, конечно, не применяла его. Но теперь, когда воспоминание о них всплыло в моем уме, я поняла, что они символизируют также еще и необходимость держать под контролем три чувства - зрение, слух и вкус, с дополнительным аспектом - речью, чтобы они не вызывали привязанности ума к объектам, которые они доносят до него.